Уже смеркалось, когда Видгнир наконец приволок медведя к ограде поселения на сооружённом из палок подобии саней. Вид у героя был не ахти — в крови с головы до ног, и не поймёшь, где своя, а где звериная. Одежда разорвана, левой рукой шевелить больно, бок опять же болит… Торин только головой покачал и послал за отцом Целестином и Сигню с их травами. После состоялось сразу три события: великий пир в доме у конунга (как же, не каждому так везет!); затем очередное жертвоприношение в капище с долгими восхвалениями богов. Жрец и глазом не моргнул, сообщив, что скрытая воля Одина свершилась, а разговоры о том, что зверь покинул эти места, были только для отвода глаз, — мол, боги хотели испытать сына конунга, а я им, сколь мог, в этом помогал. Отец Целестин, слушая этого шута горохового, только глаза к небу возводил. Ну и третьим событием явилась благодарственная месса, отслуженная отцом Целестином в присутствии Торина и его стурманов. Конунг почему-то подумал, что к данной истории приложил руку и христианский Бог и обижать его невниманием не следует. Разубеждать конунга отец Целестин, само собой, не стал. Правда, во время молебна у монаха трещала голова и он слегка путался — так это всё из-за вчерашнего…
В общем, вот так в жилище духовного наставника появилась медвежья шкура, а сам Видгнир стал настоящим мужчиной не только по числу пережитых зим, но и по мнению всего Вадхейма. А исполнилось ему тогда полных семнадцать лет.
В тот же год Торин впервые взял своего будущего преемника в большой поход, будучи уверенным, что тот обучился всему, что нужно для приличного норманна. Два корабля, как уже сказано, шли к берегам Британии вместе с Эльгаром (жив, жив курилка, хоть и семь долгих лет прошло с тех пор, как расстался с ним монах!) и несколькими другими дружинами. Торин же, будучи человеком самостоятельным, решил податься на восток, к южным берегам Балтийского и Северного морей, на трёх дракарах и поразведать в прибрежных поселениях германцев и поморских да полабских словинов на предмет новых товаров. И тогда же, провожая своего воспитанника, отец Целестин впервые в жизни разрыдался, как дитя. Целый месяц монах изводил себя, проклиная день тот и час, когда нечистый надоумил его покинуть Константинополь. И теперь, обретя хоть две родные души, он вынужден расставаться с тем, кого вырастил и научил уму-разуму. Ну почему Видгниру не сидеть в Вадхейме, не учиться мудро управлять своим, пусть и очень малочисленным народом? Что ждёт его там, за морем? От чьей стрелы или меча примет он смерть?