— Вы что копаетесь? Вот так надо, — показал Го-ловчинер, одним движением срывая бинт с раны. — Мгновенная боль переносится легче, чем длящаяся. Беритесь за следующего. Смелее же!
— Срывай, сестричка, срывай. Мы привычные, — поддержали хирурга раненые.
Они еще жили боем, не отошли от схватки с фашистами и, перебивая друг друга, рассказывали:
— Врали, что немцы к Пскову подошли. Мы только под городом Апе их передовой отряд встретили. Платицын с несколькими танками на шоссе встал, а нас уступом влево расположил. И вот они поперли. В шахматном порядке, чтобы можно было стрелять во все стороны. Впереди средние танки. Сначала группа Платицына открыла огонь, а лобовая броня у T-IV крепкая, ее не пробьешь. Они и понеслись, чтобы скорее сблизиться и расстрелять наши «бэтэшки» в упор. Вот тут мы им по бортам и влупили. Попятились фрицы и шесть горящих танков на шоссе оставили.
— Это что же, хваленый T-IV тоже можно бить?
— Так у них и легкие танки были, а борта и у средних летят.
— Ну, они отошли, а вы за ними?
— Э, медицина! Они бы нас живьем съели, да и задание у нас другое было, разведывательное. Мы могли и не вступать в бой, да по шоссе 28-я танковая дивизия отходила. Один танк другой тащит, и на всех раненые навалены. Командир дивизии полковник Черняховский попросил нас хоть ненадолго задержать немцев, чтобы его танкисты могли с силами собраться и выгодный рубеж занять. А мы немцев целый день сдерживали, несколько позиций сменили. За каждый метр дрались — его ведь потом обратно брать придется.
— А Платицын еще и самолет подбил!
— Да, забыл совсем. Почти сразу за Псковом. Мы шли правой стороной, а левая вся гражданскими заполнена. Женщины с грудными детьми идут, на тачках ребятишек везут, за руки тянут — кому под немцем оставаться хочется. А самолеты из пушек и пулеметов по ним, по ним. Так вот... Один как раз над танком Платицына из пике выходил. Он по нему из турельной установки врезал, и ткнулся «мессер» в землю. У летчика два креста и медаль какая-то, за такие вот «подвиги» скорее всего.
— Своих-то танков много потеряли?
— А как без того? Но их все равно больше побили.
Вражеские самолеты не давали покоя и медсанбату. Задерживаться на одном месте не приходилось. День-два, и на колеса.
— Цирк Шапито, — посмеивался фельдшер Овчинников. — Только циркачи целый день свой балаган устанавливают, а мы раз-два, и готово.
На рассвете нового дня водители заглушили моторы на небольшой, почти круглой поляне. После бессонной ночи рассчитывали отдохнуть, но едва попрыгали на землю, последовал приказ развернуться по полному профилю. Пошли в ход топоры, пилы, перебивая птичий гомон, зазвучали усталые голоса, окрики, приказания. Настоянный на хвое воздух смешался с запахом карболки и извести.