Люди подхватывали клич, рев становился все громче.
Тогда я очень громко, стараясь перекричать этот гул, воскликнул.
- Я требую, что бы все вы принесли клятву верности революции!
Коллективную клятву верности!
Умрем за Революцию!
Люди в едином порыве закричали.
- Клянемся! Умрем за Революцию!
- Вперед на защиту Перми! - кинул я клич.
Толпа подхватила и понесла его как знамя революции, за которое все эти люди собрались умирать.
Спускаясь с трибуны, я понял, почему Лев Давидович так любил выступать на митингах. Если уж я получил громадный запас энергии и эмоций, то он, скорее всего, получал удовольствие от выступлений и энергетики толпы, сродни сексуальному.
Потом была раздача денег и наград отличившимся бойцам. Наград как всегда не хватило на всех, и я подарил свой очередной браунинг, причем тому самому рыжему солдату.
Легенды должны жить даже, если они уже умерли.
5 декабря 1918 года. Вятка. Митинг.
После того как Троцкий раздал награды и уехал с митинга, красноармейцы обступили обласканных Предреввоенсовета бойцов. Особенно все хотели посмотреть на браунинг, подаренный рыжему Андрону. Селиванова обступили со всех сторон и просили показать пистолет. Некоторые бойцы протягивали руки, желая потрогать подарок Троцкого.
Солдат не привык к такому вниманию, но не сопротивлялся, понимая, что иначе и быть не может.
Родом Андрон был из деревни Лежанка, что недалеко от Омска. Ему было лет около сорока, он сам точно не знал, но никак не меньше тридцати пяти.
Он воевал с 1914 года и сейчас, устав от войны, от тревог и сомнений, хотел поскорее попасть домой. Он ехал с фронта уже год и никак не мог добраться до родной деревни. Его носило по европейской части России как сухой листок, перемещения которого зависят от силы и направления ветра. Сейчас этот ветер опять сильно подул и хорошо, что в нужную солдату сторону.
Всей душой он стремился домой, к своей земле, жене, детям. Стремился уже давно.
Еще в пятнадцатом году он перестал понимать, за что он воюет, зачем умирают его товарищи и почему он должен убивать кого-то непонятно за что, вместо того чтобы сеять хлеб и растить детей. Теперь он уже не знал, что у него получается лучше – стрелять или сеять, но для того чтобы понять это, ему необходимо было оказаться дома.
Вот он и продвигался постепенно в нужную сторону.
После того как вокруг все закричали: «На Пермь!», он даже обрадовался. Селиванов не думал о том, что его могут убить или ранить, к этому он настолько привык, что даже мыслей таких не возникало. Он, как и его товарищи, уже давно свыкся с мыслью о смерти и вообще перестал думать о таких пустяках. Его больше взволновало то, что Пермь находится в нужной ему стороне.