Здесь, в небольшой комнатке одной из башен замка, собрались все, недовольные северянами, и в комнате стоял густой запах мужского пота.
— Что ценит король больше всего на свете? — чуть поморщившись, вопросом ответил Мерлин.
— Собственную честь! — выпучил глаза, став похожим на огромного рака, сенешаль Кэй.
— Это так, — согласился Мерлин. — Но честь короля — это еще и честь его жены, верно?
Рыцари закивали. На лице Ланселота появилось выражение, какое бывает у собаки, которая стащила со стола кость, но пока не знает, накажут ее за это или нет.
— Любое покушение на честь жены короля — это посягательство на его собственную честь, — продолжал гнуть свою линию друид, с удовольствием отмечая, что наиболее догадливые из рыцарей уже поняли его план.
— Осталось лишь подстроить все так, словно предводитель чужаков покусился на честь Гвиневры, — проговорил задумчиво Гавейн, как никогда похожий на хищную птицу. — И так, чтобы король об этом узнал. Что ж, это может сработать! Но, укуси меня волк, я - не понимаю, как мы это устроим!
— Да, — Мерлин улыбнулся, — в этом деле вам без моих чар не обойтись…
Пир получился не таким веселым, как хотелось бы королю. Песни бардов звучали тоскливо, как похоронный плач баньши, отличное пиво горчило, а лица рыцарей казались противнее, чем рожи грязных, пахнущих навозом крестьян, что обитают в мерзких халупах.
Артур медленно накачивался хмельным и откровенно скучал.
Его супруга, сославшись на нездоровье, отказалась присутствовать на пиру. Мерлин, который только делал вид, что служит королю, а на самом деле преследовал свои, непонятные даже владыке Британии цели, тоже куда-то запропастился. Артур сидел за столом в окружении паладинов, которые веселились как-то натужно, а во взглядах их, бросаемых на короля, сквозила непонятная опаска.
Зато викинги гуляли напропалую. Кувшины на их столе пустели с такой скоростью, что слуги не успевали приносить новые, обглоданные кости усеивали столешницу, а дикий блеск в глазах северных воинов говорил о том, что без драки сегодня не обойдется.
Рыцари, такие храбрые на словах, поглядывали на северян с опаской и старались держаться от них подальше.
Предводитель викингов осушил очередную кружку, лицо его, всегда неподвижное, неожиданно дернулось. Конунг встал и, держась за живот, направился к выходу из зала.
«Перепил, — с вялым удивлением подумал король. — А ведь всегда был крепок на питье. Ничего, проблюется, и все будет нормально…» Но время шло, а Хаук по прозвищу Лед все не возвращался.
Легкое дуновение коснулось затылка Артура, тихий голос Ланселота, который весь пир прошлялся неизвестно где, прозвучал прямо над ухом: