Верховный Правитель тоже очень хотел найти виноватых во всех своих неудачах.
Он достаточно долго размышлял над тем — кто же виноват?
Перебрал всех, кого только мог вспомнить, даже масонов.
С другой стороны, список был не так уж велик, а количество «виноватых во всем» ограничено.
Пальму первенства по популярности среди врагов России уже достаточное время прочно удерживали большевики.
В число большевиков, разложивших сначала армию, а потом и Империю, включали и меньшевиков, и анархистов, и эсеров. Те, кто считали себя поумнее, использовали слово «социалисты». Совершенно не важно было не только то, что программы этих политических партий разнятся, но и то, что называются они по-разному. И пускай эсеры позиционировали себя как партия крестьян, а большевики — как партия пролетариата. Ни рабочим, ни крестьянам в той «Великой России», за которую боролись колчаковцы, места не было. Только в качестве прислуги и рабов.
На втором по популярности месте прочно закрепились жидомасоны, которые отличались от масонов тем, что представляли всемирный иудейский заговор.
Масоны, по мнению Колчака, точно не могли быть виноваты в развале страны.
«Вольными каменщиками» были многие представители аристократии, дворянства и интеллигенции империи, которые играли в эту европейскую игру и тем самым чувствовали себя частью европейской элиты и культуры.
В зависимости от того, в какую ложу входили представители российского общества, происходило и разделение элиты страны на партии. В Российской империи были прусская, французская и английская партии, не говоря уже о шведской. Каждая такая партия лоббировала интересы своей стороны. При этом все члены этих масонских лож почему-то считали, что именно они совершенно точно знают, что необходимо для «Блага России».
Русской партии при дворе Российских императоров не было, наверное, со времен Екатерины Второй, Потемкина-Таврического, Румянцева, Суворова, Ушакова. Великая императрица масонов не просто не оценила, она первой поняла всю опасность подобных организаций и разогнала заигравшихся в масонство, под страхом смертной казни, как заговорщиков. Мешали они ей.
С той поры так и повелось — российские императоры масонов не любили и гоняли, но без фанатизма. С фанатизмом было нельзя, слишком многих недосчитались бы.
В 1822 году масонство, буйно заколосившееся после смерти Великой императрицы и Павла Первого, запретил уже Александр Первый, который и позволил «поросли» взойти, вырасти и дать обильные плоды.
Николай Первый, во избежание каких-либо кривотолков, после восстания декабристов счел необходимым повторить в 1826 году указ своего брата о запрете масонства.