— Почему вы решили, что за вами кто-то идет?
— Я слышала, — удивилась Катя. — Я слышала и знаю, что он шел, чтобы меня убить.
— Кому нужно вас убивать?
— Я не знаю. Мама сказала, что должна поговорить с Инной Селиверстовой, и ушла. А утром мне сказали, что она умерла. Вдруг ее убили?
— С кем?! С кем поговорить?!
— С Инной Селиверстовой. А вы ее знаете? Вы у нее тоже были начальником охраны?
Он покосился на нее.
— Послушайте, — вдруг сказал он, — неужели не помните? Вы были в восьмом классе, и вас отправили на практику в колхоз. У вас сразу же украли кроссовки и деньги, и я приехал вас забирать. Меня ваш отец послал.
Она смотрела на него как зачарованная — словно он неожиданно вернул то, что вернуться не могло никогда: летний луг, платье в горошек, отцовское плечо и запах березового полена.
— А как я вас учил на канат лезть? У вас должен был быть зачет по начальной военной подготовке. Мы учились разбирать «калаш» и лезть на канат.
— Что такое «калаш»?
— Автомат Калашникова. А однажды на Восьмое марта мы с мужиками вашей маме достали нарциссы, а оказалось, что у нее эта… как ее… аллергия на пыльцу. Она весь день плакала, чихала и благодарила нас за внимание.
Катя все смотрела.
— Вы Глеб Петрович, да?
Он с силой выдохнул.
— Да.
— Но вы потом куда-то делись.
— Меня перевели.
— Зачем?
— У нас так положено. Меня повысили в звании и перевели.
— Может быть, если бы не перевели, с папой бы ничего не случилось.
Глеб Звоницкий тоже был уверен, что, если бы он был рядом с губернатором, все вышло бы по-другому. Странно, что она об этом сказала, эта потерянная девочка, которую он помнил с бантами и нелепым «конским хвостом» на макушке — тогда все подрастающие красотки носили «конские хвосты».
Машина еле ползла между сугробами. Он не представлял, что ему теперь с ней делать, и тянул время.
Что она может знать о смерти своих родителей? Почему не в себе?.. От горя? Или она… давно не в себе?
— Вы только не везите меня домой, — попросила она, угадав, о чем он думает. — Там мой муж. Он приехал делить со мной квартиру, я знаю. Им негде рисовать, а папы теперь нет. Знаете, я даже хотела его убить, мужа то есть. А потом мне стало так страшно, потому что мне кажется, я видела, как убили маму.
— Видели?!
— Да. Как будто я там была. Как будто я и была убийцей. Понимаете?
Она ненормальная. Она не просто не в себе, она ненормальная.
Вот сколько дел наворотил бывший шеф Глеба Звоницкого!..
Перед съездом на широкую, укатанную трактором дорогу он притормозил и посмотрел в зеркало заднего вида. Красный свет далеко растекался по сугробам и кустам, а дальше была темнота, и там, в этой темноте, кто-то стоял.