— Тебе не больно?
— Нет. Я обработал рану коньяком. Я благоразумен. Никакой примеси… никакой примеси…
В это время юнга накрыл на стол. Стояло только два прибора.
— Для тебя и второго офицера, — сказал мне мальчик.
— Ван Бек и капитан слишком заняты, — заметил Боб.
— А сэр Арчибальд? — спросил я.
— Ест у себя в каюте, — пояснил маленький малаец.
— А… мисс Флоранс?
— Тоже.
— Я обедаю с коньяком, — заявил Боб. — В Шанхае Франция заплатит. — Он растянулся на двух стульях и вздохнул: — Римляне, принимавшие пищу лежа, умели жить.
Юнга принялся нас обслуживать.
Некоторое время я был занят рассказом Боба о том, что с ним случилось, но потом мысль о Флоранс вновь завладела мной. Метиска находилась здесь, в нескольких метрах, охраняемая марионеткой и деревянной панелью, непрочность которой я уже испробовал. Но сделать я ничего не мог. Если бы речь шла только о желании, я бы, разумеется, не очень-то страдал, но самолюбие, юношеское тщеславие жгли меня невыносимо. И к тому же из опыта я знал, что воспоминание об упущенной возможности станет для меня длительной и упорной пыткой.
Боб очень спокойно сказал:
— Надеюсь, ты воспользуешься их контрабандной деятельностью.
Я изумленно спросил:
— О чем ты? Чем я…
— Облегчается твоя задача относительно девицы, разве нет? — продолжал Боб тем же ровным голосом.
Мне потребовалось некоторое время для ответа. Его забота о моих интересах относительно Флоранс ужасно меня смущала. Я был слишком самолюбив и хотел попытать счастья один. Кроме того, желание Боба откупиться было ненормальным, чудовищным. Какого усилия, вероятно, стоило ему подобное сообщничество!
— Слушай, Боб, — сказал я. — Не напрягайся, и даже если…
Он прервал меня:
— Я напрягаюсь? Я? Но мне это ни к чему, что ты, старина!
Его интонация и взгляд были так искренни, что я не мог усомниться.
— Но… но… — произнес я глупо. — Теперь тебе все равно, если я пересплю с Флоранс?
— О! Женщины, — сказал он, — даже самые красивые…
Пожатие плечами, складка у рта и то, как он выпил новый стакан, дали мне понять лучше, чем какое-либо объяснение, смысл его слов. Я вспомнил, что рассказывают о действии опиума на некоторых людей и о презрении, которое они испытывают к плотскому вожделению в состоянии эйфории. У Боба состояние чрезмерного опьянения имело тот же эффект. Я с трудом понимал это: у меня алкоголь, напротив, вызывал эротическое возбуждение. Но следовало согласиться с тем, что у Боба чувства притуплялись. И отныне я знал, что он принялся пить инстинктивно, из чувства самосохранения. Раз он хотел откупиться от того, что я называл предательством, он избрал самые благоприятные условия, чтобы заплатить эту дань.