Мишка был другом Андрея. Вместе рыбачили и охотились, пили водку и ходили по бабам, пели и дрались. Мишка подорвался на растяжке в самом начале командировки и сейчас лечился в госпитале.
Снизу лежало письмо. Андрей начал читать. Начиналось оно весело:
«Здорово Андрюха! Привет мужики. Гром, зная тебя, и зная, что с бабами у Вас туго, хочу сказать.
Не выбрасывай ящик от посылки, сделай в картоне аккуратненькую дырочку. Ну не мне тебе рассказывать зачем».
— Вот, что прислала, — раздался радостный крик Вдовы, — смотрите!
Вдова показывал фотку своей жены, на фото, Лехина Танька была голой.
— Повесь на койку, будет на кого затвор передернуть — буркнул Громов.
— Ты свою повесь, и дергай.
— А что мне на нее дергать. Я ее вдоль и поперек избороздил. На чужую интересней.
Все вокруг заржали, Вдова обижено спрятал фото.
— Греховодники! О душе надо думать. О ее спасении! А они только о бабах. Вот стану священником, так мне Ваши грехи до смерти не замолить. Пожалейте батюшку! — Лапа запел свою песню.
В отряде такие фотки были традицией. Один раз все жены и подруги сделали групповое фото, где кроме противогазов на женщинах не было ни чего. Потом парни долго, со смехом, пытались разобрать — где чья.
На улице послышался нестройный, но уверенный топот и в палатку ввалились парни из СОБРа, во главе со Смолянским.
— Говорят Вам бухло прислали?
— Говорят, что кур доят, — парировал Лапа, — ну что Андрюха, открываем одну?
— Доставай, смотреть на него что ли, — ответил Громов.
— Да, а какая крыса Вам уже сообщила?
— Мы на запах — ответил Сова- пулеметчик СОБРа.
Палатка снова загомонила, Сашка, изобразив на гитаре первые аккорды «цыганочки», пропел:
Рано утром встану я, посередине лета.
Вдруг придут мои друзья, а в доме водки нету.
Чай бы пить, заварки нет. Что за День рождения?!
ЭХ! Ты синий мой берет да тельник в утешение!!!
Кто-то достал косячок, и сладкий дым анаши потянулся по палатке. Анаша тоже была неизменным атрибутом этой войны.
Даже те, кто в мирной жизни никогда не баловался этим зельем, здесь курили, дабы хоть чем-то снять напряжение нервов.
Сергей и Лапа однажды обкурились до такой степени, что увидели в прибор ночного видения реального Годзилу. А потом весь остаток ночи пытались подстрелить его на завтрак.
— Лапа, хочешь годзилятинки! Хе-хе-хе! — смеялся Сергей, поливая из автомата темноту ночи.
— Ага. Никогда еще не хавал. Ха-ха-ха — гоготал Димка, стреляя из винтовки.
Выбравшийся из блиндажа заспанный Громов, разбуженный стрельбой, удивленно посмотрел на них.
— Вот придурки обкуренные. Ведь спать не даете, гоблины!