Смерть пилигрима (Певзнер) - страница 2

– Даша, жок – это национальный молдавский танец, наподобие хоры.

– Мам, откуда ты это знаешь? Ты же не была в Молдавии? – удивилась дочь.

– Книжки читай! – я щелкнула ее по носу и, обернувшись к деду, спросила. – А как потом с вами расплачивались?

– Как-как, с трудом. Мы всю неделю с Семеном печатали карточки. Потом в деревню везли. А за неделю там все уже протрезвели и никому платить неохота было. Но все обходилось.

Я с недоверием оглядела тщедушного старика. Видимо, он понял мои сомнения.

– Так у меня Семен был мастер по вольной борьбе. Голова и шея одного объема.

Из кабинета вышла бледная дама и старичок поднялся с места.

– Моя очередь, – с сожалением произнес он и исчез за дверьми.

– Он совершенно прав, – вдруг произнес молчавший до того интеллигентного вида человек лет сорока, в темных очках, – свадебный бизнес – очень доходное дело.

– Вы тоже фотографировали на молдаванских свадьбах? – спросила моя неуемная дочь.

– Нет, на свадьбах я не фотографировал, не пришлось, но когда моя супруга наконец решила выйти за меня замуж, ей отсюда прислали великолепное платье. Она была в нем как принцесса!

– Отсюда – это из Израиля? – уточнила Дарья.

– Да, – кивнул интеллигент, – мы тогда жили в Петрозаводске. И когда свадьба прошла, жена решила платье продать. Я сказал: «Семьсот рублей, и ни копейкой меньше!» Тогда это была зарплата за полгода.

– И что, нашлись покупатели? – спросила я.

– Давали пятьсот, пятьсот пятьдесят, но не семьсот. Жена уже хотела продать, но я стоял на своем. И тогда пришла подруга жены и попросила его напрокат за двести рублей. Она выходила замуж.

– Вы отдали?

– Вы знаете, чем была корова в крестьянской семье? – оживился он. Кормилицей!.. Я не давал жене дотронуться до этого платья. Сам его стирал и штопал. Люди дату свадьбы переносили, только чтобы платье было не занято. Выйти в нем замуж считалось и престижно, и хорошей приметой – значит брак будет крепким и обеспеченным. Его возили даже в Симферополь! А когда количество вырученных денег перевалило за пять тысяч, я перестал считать…

– Вот здорово! – восхитилась Дарья. – А где оно сейчас?

– В Петрозаводске, – пожал плечами наш собеседник, – когда мы уезжали в Израиль, я той же подруге и продал его за семьсот рублей. Теперь она его напрокат сдает.

Старичок вышел из кабинета и мы поднялись с мягкого диванчика.

Доктор Райс смотрелся в своем кабинете, переполненном разными хромированными штучками, как штурман космического корабля. Зубоврачебное кресло, раскрытое как лежанка, только дополняло впечатление. Хотя мне не встречались штурманы маленького роста, с черепом неправильной формы и небольшим брюшком, выпиравшим из белого халата.