Они решили пообедать в знаменитом «Браухаусе»,[4] где пиво разносили в кружках объемом не меньше пинты, а в качестве закуски можно было выбрать из двадцати сортов различных колбасок и сосисок. В вечернем выпуске газеты «Тагенблатт» сообщалось об убийстве в Бухаресте Венты Паджерски. Ответственными за преступление сочли демократическое подполье, его практически уничтожили во время рейдов тайной полиции, так, во всяком случае, писали в газете. К счастью, от взрыва бомбы никто больше не пострадал.
— Ты так и спланировал? — спросила Розали.
Роган пожал плечами.
— Старался, как мог, изготавливая бомбу из шахматной фигуры. Но никогда не знаешь наверняка. Очень боялся за одну официантку, ее могло ранить осколком. Просто повезло, что этот Паджерски огромный и жирный, как свинья. Он и принял на себя весь удар.
— А теперь остался один фон Остен, — задумчиво произнесла Розали. — Может, ты передумаешь, если я скажу тебе, что он кажется хорошим человеком?
Роган грубо расхохотался.
— Знаешь, это меня не удивляет, — сказал он. А потом добавил: — Нет, не передумаю.
Больше они об этом не говорили, но оба понимали — возможно, это их последний вечер, проведенный вместе. Им не хотелось возвращаться в пансион, в комнату с зеленым диваном и узкой кроватью. И вот они принялись переходить из одного пивного бара в другой, где пили шнапс, слушали громкое и радостное пение немцев, наблюдали за тем, как они глотают пиво из огромных пинтовых кружек, которыми были заставлены длинные деревянные столы. Огромные баварцы жадно поглощали целые связки маленьких круглых сосисок, запивали их холодным и свежим золотистым пивом. Те, кто, что называется, перебрал, пробирались через плотные толпы посетителей в отделанные мраморной плиткой туалеты, где были предусмотрительно расставлены специальные емкости для рвоты, такие большие, что в них можно было утонуть. Там они избавлялись от всего, что только что поглотили, потом возвращались к длинным столам и требовали подать еще сосисок и пива — с тем, чтобы чуть позже вновь вернуться в туалет и избавиться от съеденного и выпитого.
Все это выглядело отвратительно, и в то же время от немцев веяло такой жизнерадостностью, казалось, от огромных разгоряченных их тел исходило столько тепла, что в помещениях становилось жарко, как в печке. Роган продолжал пить шнапс, Розали перешла на пиво. И вот их обоих стало клонить от выпивки в сон. Пора было возвращаться в пансион.
Проходя мимо припаркованного «Мерседеса», Роган сказал Розали:
— Вот эту машину я взял напрокат. Завтра утром поедем на ней в суд, и я оставлю ее у служебного входа. Если не выйду, садись за руль и немедленно уезжай из Мюнхена. Не вздумай входить и искать меня. Поняла?