После длительной паузы, вызванной раздумьем, Бомонт начинает рассуждать о причинах своего решения прекратить столь выгодную ему мистификацию публики: «Вы должны помнить, что Джордж Старк был всего лишь выдумкой, не более того. Я с удовольствием вел эту игру долгое время… и, черт побери, парень делал мне деньги. Я их называл „мои-твои деньги“. Одно только сознание того, что я в любой момент могу бросить преподавание и заняться только писательской работой, производило для меня гигантский эффект освобождения от всех этих комплексов.
Но мне хотелось писать и свои собственные книги, и Старк начинал выпадать из игры. Он мешал мне. Все было очень просто. Я знал это, Лиз знала, мой агент тоже знал… Я думаю, что даже редактор Джорджа в „Дарвин пресс“ понимал это. Если бы я продолжал сохранять сей секрет, соблазн написать еще один роман Джорджа Старка в конце концов одолел бы меня. Я столь же подвержен завлекающему зову денег, как и любой другой человек. Решение поэтому нужно было принимать окончательно и бесповоротно.
Другими словами, нужно было раскрыться перед публикой. То, что я и делаю. И как раз сейчас».
Тад оторвался от статьи с грустной усмешкой. Сразу же вдруг ощутилась некоторая искусственность и натянутость его веселья по поводу фото в «Пипл». Потому что не только фотографы журнала умели подавать свой материал так, как это хотели и ожидали неискушенные в литературе читатели. Он понял, что и большинство интервьюеров умеют это, в большей или меньшей степени. Но он считал, что он мог бы быть несколько поискуснее простого литератора в подаче материалов этого типа; он все же романист… а романист оказался просто парнем, которому платят за его вранье. Чем больше вранья, тем больше денег.
Старк, можно сказать, выходил за грань обычного. В этом была вся штука.
Как прямолинейно.
Как успешно.
Как все это отдает дерьмом.
— Милая?
— Мм?
Она пыталась привести лицо Уэнди в относительный порядок. Уэнди была не в восторге от этой идеи. Она энергично мотала из стороны в сторону своей маленькой заляпанной нашей головкой, а Лиз старалась стереть следы пиршества влажной салфеткой. Тад подумал, что в конце концов жена схватит негодницу, если только не устанет до этого в бесплодной борьбе. Уэнди, судя по всему, также учитывала эту спасительную для нее возможность.
— Не зря ли мы лгали по поводу участия Клоусона во всем этом?
— Мы не лгали, Тад. Мы просто не называли его имя.
— И он был пустяковым мужиком, правда?
— Нет, дорогой.
— Нет?
— Нет, — ответила Лиз суровым тоном. Она только что занялась лицом Уильяма. — Он был грязным маленьким пресмыкающимся.