— Или захворала? Сами-то откель?
— Да нет, мы знакомые просто, — поправляя промокший воротник кофты, отвечает мать. — В гости. По делам то есть…
Она улыбается и, отвернувшись, смотрит в сторону деревни.
— Дык ведь и дошли уж, вон, под березами-то, пятистенка, крайняя, по-над берегом… Только поспешите, а то, я слыхать, доктор — он вроде в город собрался.
— По-над берегом так и идти? — стараясь говорить по-деревенски, оживляется мать.
— Во-во, так и дойдете, — теряя к нам интерес, бормочет старуха. — Какой щас город?
Мы направляемся в сторону рощи, маячащей впереди над поворотом реки.
— Ма, а что такое пятистенка? — спрашиваю я.
— Просто большая изба с пятью стенами, — отвечает мать и, неожиданно поскользнувшись, оступается.
— Черт побери, — злится она.
— Как это с пятью? — спрашиваю я.
Мать поднимает с земли прут и чертит на тропинке прямоугольник.
— Что ты на меня смотришь? Смотри сюда. Здесь четыре стороны в этом прямоугольнике. Это обычная изба, а если посередине есть еще одна стена, то это уже пятистенка, — мать пересекает прямоугольник прутом.
Я ухмыляюсь.
— Чему ты радуешься? — говорит она и зябко запахивается кофтой. — Ох, Алексей, Алексей… — вздыхает она. — Ну, теперь ты понял? Понял, что такое пятистенка?
— Угу, — отвечаю я, — я и сам знал, только забыл.
Мы долго стояли на мокром крыльце. На осторожный стук матери никто не отозвался.
— Может, их нет никого? — с надеждой пробормотал я.
Уже смеркалось, и все вокруг погружалось в холодный туман, сквозь который едва различалась широкая, мелкая в этом месте река и замершие в безветрии березы.
— Алексей, ну-ка сходи посмотри с другой стороны. Может быть, там кто-нибудь есть?
Мать озабоченно посмотрела на меня и поняла, что мне ужасно не хочется никуда идти и смотреть, потому что я очень боялся увидеть «кого-нибудь». Меня бросило в жар, и я потер и без того расчесанные ноги намокшим рукавом курточки.
— Боже мой, перестань чесаться, я тебе тысячу раз говорила! — сказала мать. — Давай лучше постучим погромче.
Один раз стукнула еле-еле…
— Думаешь, они так сразу и прибегут, — ответил я, умоляюще глядя на мать.
— Тогда постой здесь, а я пойду с другой стороны.
И снова я испугался. Я представил себе, что когда мать скроется за углом, дверь отворят и я, не зная, что сказать, буду глядеть на появившегося на пороге доктора Соловьёва. Мать спустилась с крыльца и уже шла по блестящей в тумане тропинке, и когда неожиданно загрохотал железный засов, я бросился за ней, догнал ее и сказал задыхаясь:
— Ма, там открывают…
— Что с тобой? — стараясь быть спокойной, спросила она, возвращаясь к крыльцу…