Умейте любить искусство в себе, а не себя в искусстве.
К. С. Станиславский
Я пыталась объяснить происшедшее, но у меня совсем нет красноречия, а от смущения я кажусь еще моложе и глупее, чем на самом деле.
Коротко написать об этом я тоже не сумела, а хочу, чтобы вы знали все.
Прошу прочесть это не ради меня. Конечно, прочитав, вы поймете, виновата я или права, но дело не во мне.
Начну с самого начала.
Когда я поднялась на пароход, был обеденный час. Все толпились на нижней палубе, где была устроена столовая. На меня никто не обратил внимания. Одни стояли у буфетной стойки, другие, гремя ложками и тарелками, склонились над двумя длинными столами, покрытыми белой клеенкой. Я окинула взглядом всех, но тот, кого я ожидала увидеть еще на аэродроме, не встречал меня и здесь. Вокруг были только незнакомые люди.
Мой провожатый, Михаил Алексеевич, быстро пробирался вперед, и я, оглядываясь по сторонам, едва успевала за ним. Вдруг Михаил Алексеевич остановился и обернул ко мне свое широкое лицо. Круглые желтые глаза под рыжевато-серыми бровями и еще что-то неуловимое придавали ему сходство с филином. Филин выглядел доброжелательным. Он улыбнулся и, махнув рукой в сторону открытого в палубе люка, сказал:
— А вот и наш балетмейстер — Анна Николаевна.
Она поднималась по лестнице из ярко освещенного электричеством трюма, где пестрели ряды разноцветных костюмов, и не замечала меня. Лицо ее сильно загорело и было озабоченно, но отсутствие обычной резкой косметики очень молодило ее. Со своими широкими плечами и тонкой талией она казалась завидно здоровым человеком, и ей никак нельзя было дать сорока восьми лет.
Я радостно кинулась навстречу, но вдруг среди общего шума услышала за спиной восклицание:
— Так ведь это она приехала! Она… Прихлебательница из Москвы…
— По-моему, она похожа на цыганку! — разочарованно протянул другой голос.
Мужской насмешливый громкий шепот добавил:
— Состоит главным образом из рук и шеи…
Я поняла, что это обо мне. Насчет рук, ног и шеи ошибиться было нельзя. Иронические замечания об их длине и худобе я помнила с тех пор, как помнила самое себя. Я растерянно остановилась.
Анна Николаевна улыбнулась мне, как малознакомой, даже не подала руки. Я молча поклонилась. Она громко захлопала в ладоши, а когда все обернулись, сказала:
— Вот, товарищи, это исполнительница главной роли в нашем кинофильме — Рая Искандарова.
Я опять молча поклонилась. Глаза, смотревшие на меня со всех сторон, были так холодны, что даже простое «здравствуйте» стало поперек горла.
Среди звона посуды неуверенный голос пробормотал:
