Чего от него противник точно не ждет? Наверное, спокойствия и выдержки. Будем же стойки.
Он помолился. Освящать дом придется позже, сейчас же лучше считать, что поход продолжается. В походе обряды упрощаются. Важна суть.
В корзинке была печеная рыба, немного манны и кувшинчик манной браги. Ее и монаси приемлют, манную брагу. Но он бы предпочел воду. От браги, учили наставники, происходит умиление чувств и расслабление рассудка. В кругу друзей после тяжкой работы можно и расслабиться, если ты умудренный священник. А ему, священнику в силу сложившихся обстоятельств, расслабляться и благодушествовать никак нельзя. И к тому же брага глушит ментальный слух. У него, правда, глушить нечего, оглох прочно, а все-таки нехорошо.
Воду он нашел на кухне, в шкафчике. Старая вода, но фляга серебряная. Некоторые думают, что святой воду серебро делает. Глупости какие, — он попробовал. Ничего, три глотка — хорошо. И рыба.
Ел он тщательно. Не хватает костью подавиться. Но костей в рыбе мало, больше хрящи.
Убрав за собою, он вышел на крыльцо. Вода для умывания стояла в кувшине. Кувшин-то простой, глиняный, но все равно лучше быть умыту, чем грязну.
Освеженный, он вернулся в горенку. Двери в поселениях прочные. Не от своих, преступления среди пионеров редки. Но каждое поселение одновременно и форт. Ну как рэт-лемуты налетят? Каждый дом, каждый барак тогда превращался в крепость.
Он задвинул засов. Рэт-лемутов поблизости нет, хотя и это не наверное. Не забыть завтра сказать про озерного сайрена. Хотя, нужно думать, Оррис уже доложил старшему киллмену о происшествии. А ведь с ним, сайреном, придется заниматься ему, Иеро. Озеро-то у тропы.
Ложе пера Кельвина было простым — щит из досок у стены, покрытый листом войлока и холстиной. Жестко? Но именно так приучали спать в семинарии. Полезно для спины.
Он лег. Солнце заглядывало в окно, но считалось — наступила ночь. Север, очень крайний север.
Прочитав последнюю за день молитву, он приготовился к бессоннице. Еще бы, столько событий произошло сегодня.
Но уснул сразу. Почти мгновенно. Вот только что он был в мире яви, а теперь — в мире сновидений.
И снилось ему, что он вовсе не Иеро, а кто-то другой. Другой, живущий где-то в подземельях, столь обширных, что можно говорить о целой подземной стране.
Он шел по просторному, светлому ходу — белый сводчатый потолок, мраморные стены и блестящий, но не скользкий пол. За стенами располагались залы, он знал это — вот здесь оружейная, дальше — склад продуктов, дальше химическая лаборатория, но он торопился. Его ждали.