— Вы обдумали предложение? — напрямик спросил Вигнесс.
— Слишком горячо, — ответил Кирпич, переходя на старинный жаргон. — Кто-нибудь может начать свою игру.
— Даже техника людей способна засечь пирата на расстоянии месяцев подлета. Не волнуйтесь, Кирпич. Я не шлю вас на гибель. В холодной пустыне Койпера бурь не бывает.
— Слишком горячо.
Внезапно раскрытая перед Кирпичом голографическая книга "Мичман Хорнбловер" наполнилась снегом статики. Она стала меняться, вырастая до огромных размеров. Теперь перед ним был лист золотисто-коричневого пергамента, иллюстрации на котором напоминали фотоальбом семейства ангелов. В рамке из потрясающего кельтского орнамента пылали четыре портрета. В левом верхнем углу находились крылатый человек и три крылатых животных: лев, телец и орел.
— Лист двадцать седьмой, левая сторона, — пояснил Вигнесс. — Узрите символы евангелистов — Матфей, Марк, Лука и Иоанн. Оцените утонченность линий и красок. Ощутите страсть библиофила.
— Хватит, — попросил Кирпич.
— Хорошо, — согласился Вигнесс, и замелькали новые страницы "Келлской книги".
Кирпич увидел строки темного округлого текста, заглавные буквы которого взрывались красками наподобие павлинов или фруктовых деревьев, портрет евангелиста Иоанна, столь же великолепный, как портрет любого монарха, но с книгой в руке вместо меча, и водоворот цветов на других страницах, притягивающий взгляд Кирпича столь же неумолимо, как и мандалы его собственной культурной традиции. Изощренность этих иллюстраций свидетельствовала о такой преданности своему делу, словно монахи писали эти страницы своей кровью.
— Хватит! — взмолился Кирпич. Во рту у него пересохло. Он невольно прикрыл глаза ладонями, точно заслоняясь от солнца.
Большинство марсиан стремилось к буддистской отстраненности от мира, но они обожали бумажные книги. Возможно, то была историческая причуда, порожденная культурой апостольских посланий на Землю, тибетским уважением к учености, дороговизной производства компьютеров на Марсе, относительной легкостью выращивание растений в куполах, где в воздухе было много углекислоты… или просто ностальгией. Кирпич тоже попался на эту наживку, но и извлекал из нее выгоду.
— Все триумфы нашего вида, — сказал Вигнесс, словно проникнув в сознание Кирпича, — и все его отчаяние… без воспоминаний они не стоят ничего. И ничто не говорит о воспоминаниях так, как написанное слово.
Кирпич облизнул губы:
— Вы настолько уверены в том, что я исправился?
Вигнесс усмехнулся.
В Эллинском море плескалась позабытая рыба.
***
…Пробуждение.