Я рассказала ему все: от скрипа стремянок до моего чуть не ставшего роковым падения, от шатающейся черепицы и того, что было спрятано под ней, до моего хитроумного побега.
Когда я закончила, я увидела, что он нацарапал пару знаков внизу записи, но, что они означали, не смогла понять. Он захлопнул записную книжку.
— Благодарю тебя, Флавия, — сказал он. — Ты нам очень помогла.
Что ж, по крайней мере у него хватило честности признать это. Я выжидающе стояла, желая большего.
— Боюсь, сейфы короля Георга недостаточно глубоки, чтобы отвозить тебя домой дважды в сутки, — сказал он. — Так что увидимся по дороге.
Он стоял, плотно упираясь ногами в траву, с таким выражением лица, которое могло обозначать что угодно.
Через минуту данлопские шины «Глэдис» радостно зашуршали по бетону, оставляя инспектора Хьюитта «и других того же сорта», как выразилась бы Даффи, все дальше и дальше позади.
Не успела я отъехать на четверть мили, как меня догнал и перегнал «воксхолл». Я махала как сумасшедшая, когда они ехали мимо, но лица, смотревшие на меня из окон, были мрачны.
Через сто футов вспыхнули тормозные огни, и авто съехало на обочину. Когда я подрулила к ним, инспектор опустил стекло.
— Мы отвезем тебя домой. Сержант Грейвс погрузит велосипед в багажник.
— Король Георг передумал, инспектор? — надменно поинтересовалась я.
Его лицо омрачило выражение, которого я никогда раньше у него не видела. Могу почти поклясться, что это было беспокойство.
— Нет, — ответил он. — Король Георг не передумал. Но я передумал.
Не то чтобы я хотела драматизировать, но этой ночью я спала сном проклятых. Мне снились башенки и отвесные выступы, куда ветер с океана доносил запах фиалок. Бледная женщина в елизаветинском платье стояла рядом с моей кроватью и шептала мне в ухо, что зазвонят колокола. Старый морской волк в штормовке чинил сети вместе с совой, а далеко в море крошечный аэроплан прокладывал себе путь к садящемуся солнцу.
Когда я наконец проснулась, солнце светило мне в окно, и у меня разыгрался сильный насморк. Не успела я спуститься вниз к завтраку, как уже использовала все носовые платки из комода и вынуждена была приложиться к отличному банному полотенцу. Не стоит говорить, что я была сильно не в духе.
— Не приближайся ко мне, — сказала Фели, когда я пробиралась к дальнему концу стола, громко сопя и чихая.
— Умри, ведьма, — парировала я, скрещивая пальцы.
— Флавия!
Я склонилась над своей кашей, помешивая ее уголком тоста. Несмотря на крошки подгоревшего хлеба, которые должны были оживить ее, вязкая дрянь в миске все равно на вкус была словно картон.