Потом был толчок, прыжок в сознании, словно в плохо смонтированном фильме. Я уснула за столом.
— Что с тобой? — услышала я вопрос Фели. — Тебе плохо?
— Она погрузилась в обессиленную дрему по причине беспутного образа жизни или давешнего дебоша, — заявила Даффи.
Даффи недавно читала «Пелэм» Бульвер-Аиттона, по нескольку страниц перед сном, и, пока она не закончила, мы ежедневно за завтраком становились жертвами ее туманных фраз в стиле, таком же жестком и негнущемся, как кочерга в гостиной.
Я размышляла над ее словами, когда Фели внезапно подскочила на стуле.
— Боже мой! — воскликнула она, быстро расправляя пеньюар вокруг себя, словно саван. — Это еще кто такой?
Около французской двери виднелся чей-то силуэт, он смотрел на нас, сложив ладони ковшиком и приложив к стеклу.
— Это тот писатель, — пояснила я. — Который занимается сельскими усадьбами. Пембертон.
Фели взвизгнула и унеслась наверх, где, как я знала, она нацепит обтягивающий голубой шерстяной костюм, припудрит утренние прыщи и продефилирует вниз по лестнице, притворяясь, что это не она, а, например, Оливия де Хэвилленд. Она всегда так ведет себя, когда в дом приходит незнакомый мужчина.
Даффи равнодушно глянула в его сторону и вернулась к чтению. Как обычно, все было предоставлено мне.
Я вышла на террасу, плотно прикрыв дверь за собой.
— Доброе утро, Флавия, — сказал Пембертон с улыбкой. — Ты хорошо спала?
Хорошо ли я спала? Что за вопрос? Вот я стою здесь на террасе, с сонными глазами, на голове воронье гнездо, из носа течет как из крана. Кроме того, разве вопрос о качестве сна не является прерогативой тех, кто провел ночь под одной крышей? Я не была уверена, надо посмотреть в «Битонском полном справочнике по этикету для леди». Фели подарила мне экземпляр на мой прошлый день рождения, но с тех пор он служил подпоркой под ножку моей кровати.
— Не ужасно, — ответила я. — Я простудилась.
— Жаль это слышать. Я надеялся взять у твоего отца интервью о Букшоу. Не хочу быть навязчивым, но мое время тут ограничено. Со времен войны стоимость жилья вне дома, даже в самых непритязательных гостиницах вроде «Тринадцати Селезней», просто возмутительна. Проблема бедности никуда не делась, а мы, скромные ученые, до сих пор перебиваемся хлебом и сыром, знаешь ли.
— Вы завтракали, мистер Пембертон? — спросила я. — Уверена, что миссис Мюллет может сообразить для вас что-нибудь.
— Очень мило с твоей стороны, Флавия, — сказал он, — но лендлорд Стокер устроил для меня настоящий пир в виде двух сосисок и яйца, и я живу в страхе за пуговицы моего жилета.