— Я только что созналась, — объявила я.
— Да-да, — сказал отец, продолжая ходить и бормотать себе под нос.
— Я сказала инспектору Хьюитту, что это я убила Горация Бонепенни.
Отец резко остановился, словно налетел на невидимый меч. Повернулся и уставился на меня этим устрашающим синим взглядом, которым он часто пользовался как оружием, имея дела со своими дочерьми.
— Что ты знаешь о Горации Бонепенни? — ледяным голосом спросил он.
— Довольно много на самом деле, — ответила я.
Затем неожиданно из него словно вышел весь воздух. Только что его щеки были надуты, как на изображении ветра на средневековой карте, и тут они ввалились. Он присел на край койки, опираясь одной рукой, чтобы не упасть.
— Я слышала, как вы ругались в кабинете, — сказала я. — Извини, что подслушивала. Я не хотела, но меня разбудили голоса посреди ночи, и я спустилась вниз. Я знаю, что он пытался шантажировать тебя… Я слышала ссору. Поэтому я и сказала инспектору Хьюитту, что я его убила.
На этот раз до отца дошло.
— Убила его? — переспросил он. — Что ты имеешь в виду, убила его?
— Я не хотела, чтобы они узнали, что это ты, — объяснила я.
— Я? — воскликнул отец, вскочив с койки. — Боже мой! С чего ты взяла, что это я убил его?
— Все в порядке, — сказала я. — Наверняка он заслужил. Я никогда никому не скажу. Обещаю.
Правой рукой я перекрестила сердце, и отец воззрился на меня, как на чудовище, выскочившее из картины Иеронима Босха.
— Флавия, — произнес он, — пожалуйста, пойми: как бы я ни хотел, я не убивал Горация Бонепенни.
— Не убивал?
Я не могла поверить. Я уже пришла к выводу, что убийство совершил отец, и мне было сложно допустить, что я ошиблась.
Кроме того, я вспомнила, как Фели однажды сказала мне, что признание облегчает душу, — в тот раз, когда она заломила мне руку за спину, пытаясь заставить меня сознаться, что я сделала с ее дневником.
— Я услышала твои слова об убийстве вашего заведующего пансионом, мистера Твайнинга. Я пошла в библиотеку и подняла газетные архивы. Поговорила с мисс Маунтджой — она племянница мистера Твайнинга. Она припомнила имена Джако и Горация Бонепенни. Я знаю, что он остановился в «Тринадцати селезнях» и привез мертвого бекаса из Норвегии, спрятанного в пироге.
Отец медленно и печально покачал головой, явно не от восхищения моими детективными способностями, а словно старый медведь, подстреленный, но не желающий падать.
— Это правда, — сказал он. — Но ты на самом деле веришь, что твой отец способен на хладнокровное убийство?
Когда я подумала об этом — вернее, поразмыслила, — я поняла, как сглупила. Почему я не осознала это раньше? Хладнокровное убийство — это одна из многих вещей, на которые отец не способен.