—Значит, он не был идиотом, — поторопила она его.
— Но он не был нормальным. — Он провел рукой по волосам, чтобы скрыть свою неуверенность. — Ему не давались слова. Он строил схемы, совсем как для своих воображаемых поездов, и когда что-то им не соответствовало, он расклеивался. Если его завтрак запаздывал, или если его носки нужно было заштопать, или если кто-то приходил с визитом, когда его не ждали, или не приходил, когда его ждали… это было для него невыносимо.
Эсмеральда упорно смотрела на него, и во взгляде ее не было никакого осуждения.
— Многие люди отличаются негибкостью, — предположила она.
— Нет. Негибкие люди приходят в раздражение или даже злятся. Он… он разрушался. Это разрывало его на части, час за часом. Жизнь непредсказуема, и он так и не сумел смириться с этим, хотя, видит Бог, почти все в доме пытались помочь ему. Трапезы за пределами детской были кошмаром — его диета состояла ровно из шести продуктов.
— Дети часто бывают разборчивы.
— Шести продуктов, Эсмеральда. Ему было восемнадцать лет, когда он умер, не четыре же года. Ему не исполнилось тринадцати, когда отец попытался усадить его за общий стол. Он ни к чему не прикоснулся, а когда отец стал настаивать, Гарри начал кричать и швыряться разными предметами. Отец велел запереть его на ночь в детской — он уже попытался переселить Гарри в его комнату, но с ним сделалась истерика и от этого тоже, и ему оставили только тарелку с едой и воду, и он пробыл там пять дней, не прикоснувшись к еде, после чего отец сдался. Его не могли одеть в надлежащий костюм. Он не мог разговаривать с человеком, которого не знал долгое время, и даже тогда он общался не совсем нормально. Он не мог быть графом. Он был на это не способен. Он был замечательный, но что-то у него в голове было сломано. — Теперь слова дались легко.
— Что произошло в тот день, когда он умер?
Томас замолчал. Были вещи, в которых он никогда не признавался, никогда не собирался признаваться — и не признается сейчас. Он не мог довериться этой женщине, ни ей, ни ее предложению. Даже если она лжет, она не сможет наделать много вреда, пользуясь тем, что он собирается ей рассказать, но более темные свои подозрения он оставит при себе. Нельзя рисковать. Он заговорил:
— К нам съехались гости. Все молодые люди решили поехать покататься верхом. Мой отец, граф, настоял на том, чтобы Гарри тоже поехал, и, как обычно, мне поручили присматривать за ним. Поначалу все держались вместе. Потом кто-то заявил, что начинаются скачки с препятствиями, и все мы помчались по дороге. Гарри был последним. Он не принимал участия в соревнованиях. Мы подъехали к реке, которая была слишком широкой, чтобы ее можно было перепрыгнуть на лошади. Его лошадь начала переходить реку вброд, вода плеснула ему на фрак, и он закричал, потому что фрак промок насквозь, и отказался ехать дальше.