— Он боялся воды? — спросила она.
Томас снова прислонился к косяку. Это странно походило на дознание — все опять сначала. Обычно люди всегда задавали эти вопросы и не могли понять ответы, потому что они не имели смысла ни для кого, кроме самого Гарри.
— Нет, напротив. Он не боялся воды, но не мог оценить глубину, например. А однажды упал с края плотины, потому что увидел какие-то плавающие палочки. Он терпеть не мог, когда его одежда намокала в некоторых местах, а в других это его не раздражало. Совершенно сухой или промокший насквозь — ему было все равно, но вот плеск воды приводил его в неистовое состояние.
— И что произошло?
— Я бросил его. Он все время скулил, жаловался на жару, на лошадиный запах, на запах пищи, которую мы взяли для ленча. Мне это осточертело, и я велел ему либо переправиться через реку вслед за мной, либо найти самому дорогу домой. Когда я вернулся домой, он еще не вернулся, так что большая часть тех, кто принимал участие в прогулке, поехали искать его. Отец нашел его тело, лежащее в воде. Он поскользнулся и разбил голову о камень.
Взгляд у нее был немигающий, он походил на бездну, и эта бездна затягивала его, вытягивала из него больше, чем он хотел сказать.
— Чем больше подробностей относительно этого дня вы можете мне сообщить, тем лучше я смогу использовать их, чтобы вызвать доверие у других.
— Понимаю, — сухо ответил он, но ничего больше не сказал.
Она опять смотрела на него некоторое время, и он почти поверил, что она видит больше, чем обычные смертные. Потом она слегка встряхнулась.
— И конечно, мне понадобится список гостей.
Он наклонил голову.
— Думаю, что помню их достаточно точно.
— Тогда, полагаю, я начну завтра же, на сеансе у леди Джеймс.
Он нахмурился:
— Я ничего об этом не слышал.
— Вряд ли вас пригласят, — сухо заметила она.
Томас помолчал.
— Чего вы хотите взамен?
— Это ведь сделка, не так ли? Желание моего сердца — чтобы вы оставили меня в покое, ради вашего покоя. — Ее лицо скривилось в горькой пародии на улыбку.
— Она должна того стоить.
Ее глаза походили на зеленый лед.
— Для нас обоих.
— Вы не съедете с этой квартиры?
Она вздохнула, хрупкая маска смялась, и она потерла лицо тыльной стороной кисти, и это было первым человеческим движением, которое она сделала с тех пор, как он пришел сюда.
— Пока что нет. Итак, перемирие.
— Перемирие, — повторил он, повернулся и вышел.