— … де Сеневьер, — добавил голос, который муки еще не полностью заглушили.
Удивленный Фламель обернулся.
— И я знаю, чего вы от меня хотите.
Палач резко остановился, держа в руках секатор. Несмотря на свои заверения, будто он никогда не задает вопросов, он произнес:
— Как тебе может быть известно о том, что нас интересует, женщина?
— Это интересует всех. Церковников, короля. Всех!
Палач засмеялся.
— Жалкая провинциалка, да кто ты такая, чтобы знать, что интересует сильных мира сего?
— Мужчины хотят только одного — власти.
В сыром помещении раздался взрыв хохота.
— Власти! Тоже мне, новость! И ты полагаешь, что можешь нас вразумить? Бедняжка, это известно еще с тех пор, как Господь изгнал Адама из рая.
Холодный металл секатора прикоснулся к груди задыхающейся Флоры.
— Воистину, придется тебе сообщить мне нечто другое, если ты хочешь когда-либо кормить грудью детей.
— Продолжать род — это плохо. Это значит усиливать зло. Потворствовать дьяволу.
— Тогда тебе не нужны соски, шлюха, — рассвирепел палач. — Кто вбил тебе в голову эти проклятые мысли? Твой чертов еврей?
Раздался голос, полный презрения:
— Исаак был добр. Он спас мою мать.
— Он заколдовал тебя. А она продала твое тело этому проклятому!
— Никогда. Он никогда до меня не дотрагивался.
— В любом случае, он больше до тебя не дотронется.
Какое-то мгновение был слышен лишь скрип пера, выводившего на пергаменте слова. Никола отставал вовсе не потому, что дознание шло слишком быстро, а потому что знал: слова, записываемые им, могут обречь женщину на смерть, несмотря на приказ, полученный палачом. Она произнесла слова еретиков, тех, кто не хотел рожать, полагая, что жизнь на земле есть дело рук дьявола. И только уже по этой причине можно было взойти на костер.
— Знаешь, как лечат отверженных Господом? Тех, кто отрицает его закон, кто осмеливается идти против его воли?
Лезвия секатора начали расходиться в стороны. Раздался лязг ржавого железа, словно оно просыпалось после кровавого сна.
— Их очищают огнем. Но это пустяки по сравнению с тем, что ожидает тебя! Так говори же, сучка!
— Люди хотят золота, — простонала Флора.
Артус резко отпрянул от нее, словно охваченный пламенем.
— Что ты мне рассказываешь о золоте, жалкая потаскуха! Неужели ты веришь, что я терзаю тела из-за этого презренного металла, который сводит с ума?
Фламель перестал записывать. В памяти всплыла фраза, брошенная его соседом, мэтром Майаром, в вечер казни на костре.
«Казна пуста», — вот что сказал меховщик.
— Неужели ты столь наивен, палач? Неужели ты думаешь, что меня передали в твои руки, чтобы ты спас мою душу? Исаака пригласили сюда потому, что он знал секрет золота.