Левый глаз выскочил из глазницы и висел лишь на окровавленном нерве.
— Это Омар, инженер, нашедший золото. Установив со мной контакт, этот презренный мошенник снюхался с сирийским торговцем. Он хотел рассказать ему, каким путем вы поедете отсюда. Его люди должны были напасть на вас на дороге между Хаммади и Кувейт-сити, убить и захватить золото. А отвечать пришлось бы мне. Неплохо, не правда ли?
— Действительно, — подтвердил Уинтроп, глядя на обезображенного человека, из единственного глаза которого текли слезы.
Он опустил оружие.
Ливанец присел на колени и с нежностью погладил несчастного по лбу.
— Омар будет вести себя хорошо, дожидаясь, пока Мишель проводит своих гостей. А затем любезный Мишель придет и займется вторым глазом плохого Омара. Что касается вас двоих, то езжайте. Дело сделано. Вы мне доставили удовольствие.
Кувейтец сделал знак Джеку, чтобы тот возвращался. Через три минуты мужчины сидели в микроавтобусе, потяжелевшем на три ящика золота. Перед тем как захлопнуть дверцу, американец услышал крики, доносившиеся из ангара. Он не понимал по-арабски, однако вопли несчастного не оставляли никаких сомнений в том, что его пытали.
Ливанец постучал в стекло со стороны водителя.
— Мои люди преподают урок старому доброму Омару! А ведь я просил их подождать! Ах! До чего же молодежь нетерпелива! Впрочем, как говорят друзы, ожидание удесятеряет удовольствие. Прощайте, друзья мои! Счастливого пути!
Париж, остров Сите, 15 марта 1355 года
Никола отложил перо. У него дрожали руки. Флора замолчала.
— Он тайно посещал алхимиков? — Из-за опущенного капюшона голос палача звучал глухо.
— Да, в течение десяти лет.
Согнувшись над столом, Никола никак не решался записать эту цифру. Артус встрепенулся.
— Почему так долго?
— Они работают в зависимости от времени года. Однажды он объяснил мне, что Великое Дело можно совершить лишь в определенные месяцы. Именно поэтому он так спешил в Париж.
— Ты лжешь! В Париж его пригласил наш король! И твоя собака прибежала, поскольку в Испании наконец-то решили заняться этими неверными. Знаешь ли ты, как поступают с теми, кто не выполняет заветов Церкви, если они не говорят истинную правду, Божью правду?
— Нет, я говорю правду. Времена года…
Лезвия секатора лязгнули дважды.
— Слышишь? Он жаждет твоего тела, твоей плоти. И я не могу его больше удерживать, ибо ты врешь.
— Нет!
Перо выпало из рук Фламеля. Лоб его покрылся потом. Он смотрел на масляную лампу, коптившую у него над головой. Любопытство оказалось сильнее страха.
— Я должен оставить тебя в живых, но мне не уточнили, в каком виде. Например, мне не сказали, должны ли твои прекрасные глаза видеть белый свет.