Яго с обожанием взирал на триптих, перемещая свечу от одной створки к другой. На картинах плясали неровные блики.
И Шторм, словно загипнотизированный фантасмагорической пляской света, неотрывно смотрел на триптих. Взгляд его скользил от «Волхвов» к «Младенцу Христу», задерживался на «Богородице» и возвращался обратно. Как вдруг ему почудилось — нет, он готов был поклясться, что видел это собственными глазами, — будто триптих медленно — словно под воздействием света — оживает. С ним происходили странные метаморфозы. Что-то менялось, неуловимо и вместе с тем осязаемо. Это было невозможно объяснить простым обманом зрения — триптих на глазах претерпевал чудесную трансформацию. Нет, все персонажи оставались на месте, но менялась сама фактура мазков, которые на стыках створок вдруг образовывали гармоничное единство, и из него появлялись на свет таинственные рунические письмена, располагавшиеся вертикально, снизу вверх.
У Шторма от изумления непроизвольно открылся рот.
— Боже правый, — пробормотал он. — Так это не выдумки?
Яго радостно хихикнул:
— Это Рок. Рок. Чудесно.
Он медленно направился к Шторму.
Шторм почувствовал, как у него засосало под ложечкой. Яго остановился совсем рядом с ним.
— Все это просто чудесно, — повторил он. — Потому что вас действительно по праву можно назвать моим творцом. Вы меня создали. Или воссоздали. Понимаете? Когда я утратил жизненные ориентиры, когда я блуждал в потемках, ваш фильм помог мне прозреть, помог понять свое предназначение, обрести собственное «я». Словом, вы сделали меня тем, кто я есть. Тот, кого вы видите перед собой, мистер Шторм, есть плод вашего воображения. Это ли не чудесно? И вдумайтесь — какая злая ирония судьбы. Какая причудливая смесь трагедии и бурлеска. Потому что теперь, после всего, что случилось — после того, как вы увидели сэра Майкла, там, наверху, увидели меня, увидели триптих во всей его красоте, — после всего этого мне не остается ничего другого, как только убить вас. Вы меня сотворили — а я вас убью. Вы не находите это забавным?
Яго поднял свечу и подошел к Шторму вплотную. Губы его кривились в зловещей улыбке.
Шторм смотрел на Яго, но все мысли его были о Софии. Что он с ней сделает? Уничтожит? Махнет рукой и оставит в покое? Вызвала ли она полицию? Если да, когда они будут на месте? Ушла пи она из дома? Он даже думать не смел о том, чтобы просить Яго за Софию, — он боялся лишний раз напоминать этому безумцу о ее существовании.
Яго перехватил свечу в левую руку — огненные блики плясали на каменных стенах, на створках триптиха — и извлек из-за пояса устрашающего вида нож с кривым клинком и золотой рукояткой, усыпанной драгоценными камнями.