Проверка слуха (Хлебникова) - страница 32

это день, далеко ещё вечер,
но уже от тебя я иду.
…Красный свет, перекресток знакомый
и знакомый троллейбус — битком…
Не волнуйся, я выйду из дому.
Я приду, но, пожалуй, пешком…

* * *

С отчаяньем ночного мотылька
бьюсь о стекло, ломая слепо крылья, —
который раз кляну свое бессилье,
перо, бумагу, скудость языка…
Который раз, стекая по стеклу,
дождем, слезою, сукровичным сгустком,
вдруг понимаю: в доме просто пусто,
и тишина на вымытом полу…

БАЛЕРИНА ЕКАТЕРИНА МАКСИМОВА

Только улыбка — ни боли, ни пота, ни слёз!
Только улыбка — под аплодисментов наркоз.
Только улыбка — хоть впору висеть на кресте!
Только улыбка — как точка над фуэте!
Только улыбка — всё прочее в сумрак кулис!
Только улыбка — танцуй, балерина, на «бис»!
Только улыбка — о, зритель, её оцени!
Эту улыбку — пока не погасли огни…

* * *

Нас время построило, как старшина:
налево смотрю — грудь второго видна.
А годы несутся, всё ближе ко мне
правофланговые.
Нас время сдвигает, как косточки счёт,
и будет мгновенье — застынет плечо,
открытое справа последним ветрам,
незащищённое.
Всё просто и вечно, как свет среди дня…
И слева уже подросла малышня,
и плечиком острым сдвигает меня
в правофланговые.

* * *

Мне казалось, скажи ты: «Замри!» —
я замру.
Мне казалось, скажи ты: «Умри!» —
я умру.
А сегодня стою на ветру
и занудно, как ветхий гуру,
говорю, говорю, говорю…
Говорю, что уже не умру,
не приду, не уйду, не замру —
так беспечно в свободном миру
я играю в свободу — игру…
Но туман в рукава поутру
заползет, и озноб по нутру
пробежит, как похмелье в пиру
…Я тебе ещё много навру,
ты скажи мне: «Замри!» —
я замру…

* * *

Прошло семь лет,
а может быть, семь бед,
а может, семь весёлых каруселей
мимо тебя галопом пролетели,
а может, семь дождей и семь метелей
семь раз успели замести мой след…
А может, не случилось ничего?
А может быть, по капельке всего…
Что до того?
Теперь мне дела нет…

* * *

В темной роще кукушка
мне года ворожит,
привирает болтушка, —
столько мне не прожить!
Столько мне и не надо!
Столько мне не поднять!
Поживу, сколько в радость,
чтоб самой не устать,
чтоб друзья не устали,
чтоб остались враги,
чтоб своими глазами
видеть, как в бочаги
по весеннему лесу
утекает зима,
чтобы там, а не в кресле
день последний сломать,
как сургуч на конверте,
где отмечен мой срок,
и водой, а не смертью
ускользнуть в ручеёк…

* * *

Я люблю неспешные поездки,
чай вагонный с угольным дымком.
Прадед мой, служивший на «железке»,
с этим вкусом тоже был знаком.
Я люблю глухие полустанки,
где старушки — тихий наш закат —
с молоком в холодной скользкой банке
к поезду поспешно семенят.
Я люблю, когда молчат соседи,
и стаканы, тонко дребезжа,