— Я бы повез, но что тут поделаешь, коль ты хлипким оказался да сдох под пыткой. За такое упущение с меня спросу нет, — развел он руками. — Так что, поведаешь, кто первым из стариков под твою сабельку угодил, ай как?
— Поведаю, — кивнул я и начал рассказывать, как все было.
Уж на четвертой или пятой фразе Никита Данилович заскучал, а когда я дошел до рассказа о том, что хотел выбежать с Иринкой во двор, но увидел там бегающих татей и решил спрятать девочку в своей светелке, лениво позвал:
— Кулема.
— Да погоди ты с Кулемой! — возмутился я. — Ты лучше скажи, холоп мой Андрей, который тоже может подтвердить, кто я такой, тоже убит?
— Считай, что убит, — кивнул Никита Данилович. — Токмо не твой он. Не надо честных людишек в свой шатер заманивать.
— Ну хорошо, Иринка ничего не помнит, но Аксинья Васильевна-то… — неуверенно начал я.
Никита Данилович усмехнулся, недобро посмотрев на меня, и я тут же осекся. Получалось, что… Словом, плохо получалось. Хуже некуда. Или есть?
— Кулема, — вновь затянул старую песню Годунов.
— А грамотка? Там же было сказано про мальчика, а в конце добавлено, что остальное поведают на словах, — не сдавался я.
— Уже поведали, — сухо обмолвился Никита Данилович. — Ты и тут запоздал, тать. Давай-ка, Кулема, сразу на дыбу его.
Ага, стало быть, сбылась голубая мечта мазохиста. Ну здравствуй, родимая. Мы как, пока без детей обойдемся? А то няня из меня не очень. Вроде бы да. Ну правильно, он же сказал, что спешить не станет. Посмаковать гаду захотелось. И ведь ничего нельзя сделать. Ну вообще ничегошеньки. Кое-что мне этой ночью Петряй рассказал, но толку с этого. Умер он под утро. Еще и поэтому злится Годунов. Ушел один из его ворогов от лютых мук. Теперь мне за двоих отдуваться.
Вдруг меня осенило.
— Стой, Никита Данилыч! — Не иначе как вдохновила острая боль в вывернутых руках, на которых я подвис. Из суставов пока не вылетели, но ждать недолго. — Стой!!! — заорал я истошно, лихорадочно прокручивая в голове еще раз, неожиданно забрезживший шанс на спасение, причем последний.
Да, все так и есть, все сходится. Даже если остроносый и умел читать, даже если он сумел самостоятельно кое до чего додуматься, прежде чем отдать эту грамотку, но все равно не мог он догадаться о том, что в ней подразумевалось, но напрямую сказано не было. Годуновы могли, ибо прекрасно знали, что если муж Анастасии Ивановны доводится подростку стрыем[10], то…
— Не мог тать, что за меня себя выдавал, знать родителей мальчика, которого я привез. Не мог! А я знаю!
— Вправду знаешь? — насторожился Никита Данилович.