— Все, хватит, — произнесла она вслух. — Меня тошнит от разговоров о нем.
Когда Сьюзан вышла, Шон прикуривала сигареты и, не прекращая игру с Алексом, одну протянула Сьюзан.
— Он совсем не избалованный, — прокомментировала Сьюзан.
— Совсем нет, — Шон вытерла мокрую руку о джинсы, ожидая, когда Алекс снова принесет ей мячик.
Устав после очередной пробежки в лес, Алекс утомился и прилег на нижнюю ступеньку, теннисный мяч оказался зажат между передними лапами.
Сумерки наступили в молчании, как, наконец, Сьюзан задала вопрос, который давно ее мучил.
— Шон?
— Хм?
— Ты никогда не думала, почему ты… ну такая, какая есть?
— Какая есть?
— Я имею ввиду, ты не думаешь, что стала лесби из-за своего отца? Или Бобби?
Шон пожала плечами.
— Мне кажется, это был бы слишком простой ответ. Но, если честно, меня никогда не привлекали парни.
— Никогда?
— Нет.
— Сколько тебе было, когда ты… ну ты понимаешь?
Шон рассмеялась.
— Шестнадцать.
— Шестнадцать?
— Ей было двадцать, и я была безумно влюблена, — объяснила Шон. — Все две недели. А потом она уехала обратно в колледж, так мне первый раз разбили сердце.
— И все же. Шестнадцать?
— Ну да, я быстро повзрослела, — сухо ответила Шон.
— Прости. Я не хотела…
Шон подняла руку, чтобы остановить извинения Сьюзан.
— Ничего. К двадцати годам я чувствовала, как будто прожила уже целую жизнь.
Снова умолкнув, Сьюзан неспешно пила пиво. Шон явно не нравилось обсуждать ее жизнь. Все то немногое, что Сьюзан узнала, были просто отрывочные сведения. Очевидно, воспоминания были болезненными для Шон, и она держала их глубоко внутри. Может, там и следовало их оставить?
— Я не хотела показаться резкой, Сьюзан.
— Извини. Это я не имела права задавать такие личные вопросы.
Шон уставилась в лес, часть ее жаждала поделиться всем с этой женщиной. Но привычка прятаться от людей крепко засела в ней. Она не могла быстро сдружиться с кем-то и очень редко подпускала к себе близко. Сьюзан была не похожа на других. Она открыла Шон свое сердце, и теперь Шон чувствовала, что должна сделать что-то взамен.
— Я рассказала тебе о своей жизни больше, чем кому бы то ни было. Просто это тяжело, — объяснила Шон.
Посмотрев в печальные глаза Шон, Сьюзан сжала ее руку, чтобы успокоить.
— Давай поедим, а?
— Спасибо.
Облегченно улыбнувшись, Шон поднялась на ноги. Она давно поняла, что если не погружаться в прошлое, можно держать надвигающуюся грусть под контролем. Иногда она накатывала так сильно, что казалось, невозможно с ней бороться. Но потом что-то случалось, кто-нибудь обращался в женский центр за помощью, что позволяло Шон взять себя в руки, и боль отступала.