Старуха при виде его выпучила глаза. Подняла руки, но выпустить из них череп не решилась.
— Стой! — скорее взвизгнула, чем пропела она.
Великан только выставил на бегу плечо вперед. Он был рожден от Милости, но не осенен ею. Песня на него не действовала. И чары не спасали. Порождение земли — не брошенный кинжал. Воздух и вода ему не противники…
Три прыжка — и он добрался до старухи. Взлетел огромный кулак, ударил в изумленное лицо. Брызнула кровь. Мирра упала. Череп выскользнул из окровавленных ладоней, грохнулся об пол. Рассыпались зубы.
Брант вывернулся из-под руки великана. Рухнул рядом с черепом. Огонь по-прежнему пожирал мальчика, собственные руки казались кипящим жиром.
— Не трогай! — закричала старуха.
Драл шагнул к ней.
Брант обхватил руками череп, с которого начались все его страдания. Сейчас они кончатся. Пожрут с черепом друг друга.
Жар внезапно погас. Прикосновение к кости не принесло облегчения, не смягчило боли. Просто Брант сделался пустым. Словно выгоревший дом. И, подобно обугленным стенам, пустая оболочка его начала заваливаться внутрь.
Падение было долгим.
Сознание вернулось к Тилару, как грохочущий обвал медных пинчей в голове. Все кружилось перед глазами, и несколько мгновений он не мог понять, где находится. Рядом медленно поднимался на ноги Креван, с таким же растерянным лицом.
Тилар увидел, что сжимает в руке меч богов. Когда успел вытащить — не помнил.
— Мальчик… — сказал Роггер, возникая у его плеча и кивая в глубину комнаты. Факел он держал в вытянутой руке, освещая коридор с правой стороны. С левой размахивали своими головнями капитан из Ольденбрука и соратница Кревана. Факел Тилара, погасший, лежал у его ног.
Тьма позади светового круга шевелилась, стягиваясь ближе. Подгоняла их к комнате.
— Останови мальчика! — сказал Роггер, и медные пинчи, забренчав у Тилара в голове еще раз, наконец улеглись.
Он поднял меч.
Увидел Бранта, сидевшего посреди комнаты, Мирру, которую держал за горло великан, прижимая ее к дальней стене. Вспомнил.
Песня-манок.
Тилар бросился к мальчику. Тот смотрел на него, но лицо было пустым. В глазах светилось что-то чужое, потустороннее.
Брант открыл рот.
Тилар вскинул меч. Он не поддастся больше темной Милости…
Поздно.
С уст мальчика начали срываться слова, звучавшие гулко, словно отдаваясь эхом в пустой комнате.
«ПОМОЧЬ ИМ…»
То была не песня-манок. В этих двух словах слышалось такое страдание, что Тилар замер с поднятым мечом. Да и голос казался странно знакомым.
Губы Бранта не двигались. Грудь была неподвижна, словно он не дышал. А речь все текла.