— Добрый день! Хотел бы я видеть своего сородича Астана Золака, — громко обратился я по-убыхски.
Старик, приложив ладонь ко лбу, чтобы свет не застил глаза, с минуту рассматривал меня. Долг приличия обязывал его немедленно подняться, если бы даже во двор зашел нелюбезный ему человек или даже обидчик, но он не соизволил сделать этого.
— Здравствуй! Я, с твоего позволения, и есть Астан Золак! А кто ты будешь? — отозвался он по-турецки.
— Не узнаешь? Тогда тряхни памятью и вспомни, был ли среди Золаков кто-нибудь по имени Зауркан?
Астан, отложив топорик, опасливо оглянулся:
— Зауркан, говоришь? Имелся такой абрек… Непутевый… Из-за сестер, которых умыкнул паша, он взбеленился и прирезал соблазнителя. Казнили дурака!
— Если казнили, значит, я пожаловал с того света. Принимай брата!
— Не дури, дад! Ни брата, ни сестер у меня нет. Все перемерли…
— Значит, не узнаешь? Думаешь — самозванец?
— Мертвые не воскресают. Это только гяуры придумали, что их пророк Иса воскрес.
— Могу бумагу показать, где сказано: что я отпущен на волю по манифесту султана. Протри глаза, ведь не ослеп же ты, как твой дед Сакут. Хочешь, напомню тебе песню, которую пел он, когда мы покидали Убыхию. Тогда ты, мальчишка, поводырем был.
Обернемся к нашим горам,—
пел он,—
Они не знают, куда мы уходим.
Обернемся, оставим им песню,
Чтобы она бродила, как эхо,
От одной горы к другой.
Если ребенок уходит от матери.
Значит, она виновата,
Но разве она виновата?
Разве она виновата?
«Почему вы уходите, дети?
В чем виновата я, дети?»—
Плачет наша земля,
Спрашивает нас земля.
Прости нас, бедных,
Прости нас!
Мы бессильны остаться.
Мы можем тебе оставить
Только одно — свою душу.
Мы навсегда уходим.
Она навсегда остается.
Царствие небесное сложившему эти строки. Да будет ему пухом земля под одиноким грабом вблизи Самсуна!
Лицо Астана словно оттаяло. Мне даже показалось, что сейчас он вскочит и заключит меня в свои объятия.
Я ошибся. Астан продолжал как ни в чем не бывало сидеть перед точильным камнем.
— Слыханное ли дело, чтобы человек, приговоренный к смертной казни, оставался в живых?.. Прими поздравление, Зауркан, но не сетуй, принять тебя не смогу… Ты где остановился?
— В доме Сита, хотя обычай повелевает тебе предоставить мне кров, будь я даже беглым каторжником.
— Обычай что хвост бычий. Сдох бык, и шкуру содрали…
— Если бы меня казнили, ты обязан был бы отомстить за мою смерть.
— Ты что, с неба свалился? Я даже за смерть отца не объявил себя кровником. Пусть мне не найдется места в раю за это, одного желаю: чтобы оставили в покое, пока живу. Никому и ничему я не обязан.