Последний из ушедших (Шинкуба) - страница 3

Уезжая, в последний день сложил листы в папку, папку положил в портфель, попросив у матери ключ от ее сундука, сам положил этот портфель на дно и сам запер сундук. Отдавая ключ матери, сказал ей:

— Пусть эти исписанные бумаги лежат у тебя в сундуке до тех пор, пока я не вернусь.

Сказал это так, что она запомнила на всю жизнь. Вряд ли он мог думать тогда, что уезжает из дома в свою последнюю дорогу и что больше никогда не увидит ни своей матери, ни своей Абхазии. Но, наверное, в его голосе матери послышалось что-то такое, что заставило ее хранить эту положенную сыном в сундук папку до конца своих дней. И не только хранить, но и ни одному человеку на свете не сказать об этом. Она никому не сказала об этом ни тогда, когда ей говорили, что ее сын пропал без вести, ни тогда, когда ей сказали, что где-то, так далеко, что даже нельзя представить где, на чьей-то общей могиле нашли имя ее сына.

Услышав это, она сначала сказала, что пусть родственники и друзья Шараха продадут и все свое, и все ее имущество и, получив за это деньги, повезут ее туда, на его могилу. А потом, когда ей не ответили сразу же согласием, больше никогда и ничего не говорила об этом. Молчала. Может быть, так и не увидев могилы сына, продолжала не верить в его смерть. Во всяком случае, ни разу до самой кончины не достала его портфель из сундука: ведь он велел хранить свою исписанную бумагу, пока не вернется. Может быть, она все-таки продолжала ждать его. Она родилась очень давно и была неграмотна, но и я и Карбей почему-то оба не верили в то, что эта неграмотная женщина могла бы просто-напросто забыть о папке сына.

Как я уже сказал, рукопись Шараха Квадзбы состояла почти из пятисот, точнее, четырехсот восьмидесяти двух листов, исписанных мелким, иногда, особенно ближе к концу, торопливым, но разборчивым почерком. В середине рукописи были заложены две машинописные странички, датированные августом 1940 года, довоенной автобиографии Квадзбы и написанные от руки короткие тезисы, очевидно, того отчета, который Квадзба, вернувшись из заграничной командировки, делал у себя в институте. Вместе со всем этим была также заложена в рукопись расписка, выданная Абхазским государственным музеем Ш. Квадзбе в том, что он сдал, а музей принял на хранение медную трубу и кавказский кинжал, привезенные им из заграничной командировки для передачи музею.

Не знаю дальнейшей истории кинжала, но трубу эту убыхского происхождения, вещь редкостную, весьма заметную в фондах нашего музея, я потом не раз видел, только не знал, что это дар Шараха Квадзбы.