На какое-то время, видимо в связи с профилактической беседой толкового участкового с Валентиной, дебоши прекратились. Валентина, уйдя в тот день в милицию с гордо поднятой головой, вернулась какая-то сникшая, тихая, ушла к себе и не показывалась два дня – до понедельника, предоставив всю заботу о своих детях свекрови и её приходящему старшему сыну, потому что муж куда-то исчез, тоже ничего не сказав. Фёдоров в своих беседах с матерью называл это поведение брата трусостью. А мать просила не сердиться, не осуждать младшего брата, понять его. Алексею так и не удалось доказать матери, что такая линия её поведения, такая тактика – проигрышны, более того – не адекватны, не соответствуют ни психологии невестки, ни уже отчётливо проявляющимся новым социальным тенденциям. Ведь вежливость и терпимость, спокойная и грамотная речь, призывы к разуму, поиск компромиссов и упоминания о совести – всё это лишь распаляет подобных психопатических личностей, воспринимается ими как слабость и скудоумие. Он так и не смог убедить мать, что таким, как Валентина, должно давать соответствующий отпор, в понятных им выражениях и действиях.
Следующее перемирие в доме матери наступило после развода. Валентина плакала, просила у свекрови прощения, но Ольга Алексеевна, вняв инструкциям Алексея, вела себя сдержанно и неприступно. Тогда бывшая невестка написала и отправила ей почтой письмо. Прочитав это письмо, Фёдоров сказал матери, что документ, содержащий признания и извинения бывшей невестки, он забирает себе на сохранение. Так он и сделал, вроде бы случайно, но на глазах у вернувшейся с работы Валентины, постаравшись при этом быть с той не только вежливым, но и доброжелательным.
Впрочем, Валентина не могла вести себя нормально долгое время. Как-то раз, придя к матери, он застал десятилетнего племянника с перебинтованной рукой, горько плачущего. Оказалось, что его мать, вырвав у ребёнка скрипку, растоптала её, выкрикивая нецензурные ругательства и угрозы в адрес бабушки. "Скрипулечку", как говорил музыкально одарённый племянник, Фёдоров сумел склеить, а через несколько месяцев привёз из Германии другую, итальянскую, чудом везения доставшуюся ему по случаю из берлинского музея и имевшую паспорт 1822 года. Ребёнок раздражал его родную мать именно своей одарённостью, редким, так называемым "абсолютным слухом". После этого случая, ни слова не говоря невестке, Фёдоров организовал встречу этой злой женщины с тем самым умным участковым, который теперь был уже капитаном милиции. А при вручении сияющему племяннику действительно ценной скрипки заявил матери ребёнка, что надеется на сохранность этого музейного экспоната, что эта сохранность должна быть обеспечена до момента переселения Ольги Алексеевны в другой дом, года через два-три-четыре. На этот раз во время беседы присутствовала и Виктория Петровна, и вернувшийся в Калининградскую область младший брат Фёдорова – бывший муж Валентины.