Фёдорову не составило труда понять, что университет, преобразованный из педагогического института около тридцати лет назад, не соответствует своему новому официальному рангу, не дотягивает до университета. Главную ответственность, вину за это Фёдоров относил на счёт Медунова, связывал с явными недостатками его и как организатора науки, и как человека. С другой стороны, конечно, здесь не было ни такой плеяды талантливых и заслуженно широко известных учёных, как в родном институте Алексея Витальевича. Не было здесь, да и не могло быть, и тех давних традиций, пестуемых этими учёными. Откуда всему этому взяться? Ведь и сама область перешла под юрисдикцию СССР всего-то менее сорока пяти лет назад. Но тем большую роль в данной ситуации играл ректор, его инициативы, его стиль, его личность!
Уже догадываясь, что ректор, скорее всего, выразит ему своё неудовольствие за попытку "вынести сор из избы" (хотя, из какой избы – всё происходило и оставалось в рамках университета!), Фёдоров отправился к Медунову. Однако то, что произошло в кабинете ректора, далеко выходило за пределы самых худших предположений Алексея Витальевича. Его трудно было смутить и грубостью выражений, и изъяснением на повышенных тонах. Но сейчас он невольно морщился от звона в ушах. Николай Алексеевич Медунов, профессор, ректор выкрикивал нецензурную брань с такой силой, что временами было физически больно всё это выслушивать. Побывав здесь, в кабинете ректора, за три с половиной года всего-то раза два (это он – один из ведущих научных сотрудников университета!), лишь сейчас догадался об истинном назначении мер звукоизоляции. Весь смысл монолога ректора сводился, в сущности, к следующему: во– первых, Фёдоров пошёл против коллектива; во-вторых, его действия – отказ писать часть отчёта – могут повредить репутации университета в глазах заказчика, имеющего Государственное, Оборонное значение (ректор произносил слова с заглавных букв); в-третьих, Фёдоров – саботажник и никудышный учёный. Никаких объяснений, тем более, возражений ректор слушать не стал. Вернее, не позволил даже заикнуться, но, видя спокойствие и выражение терпеливого ожидания на лице своего, так сказать, собеседника, Медунов постепенно затих, бросив напоследок своё знаменитое:
- Ну! Всё! Идите!
- Николай Алексеевич! Именно, исходя из интересов университета, я и обратился к вам, рассчитывал на. – попытался всё же произнести свою первую фразу Фёдоров.
Но ректор его уже не слушал, а о чем-то беседовал по телефону. Оставалось выйти и притворить дверь с наружной стороны. В предбаннике он кивнул математику профессору Мите Никитину, который внимательно взглянул ему в лицо (видимо, всё же, звукоизоляция не была полной) и вполголоса произнёс: