Все эти материи красильщиков стали воздушными, затем полностью исчезли, и площадь опустела, только в одном из ее концов трое били четвертого. Эти странствующие торговцы были кошмарной тройкой, хуже выглядящих представителей своей расы было просто невозможно представить: покрытая бородавками и прыщами женщина-человек, волосатый дварф и эльф с отвислым носом и огромным животом. Но все они выглядели лучше, чем Павек, который стоял на четвереньках, и его кровь лилась потоком на булыжную мостовую.
Опять имя темплара возникло у него в горле, и опять он проглотил его раньше, чем оно вышло.
— Кого, Звайн?
Голос пришел снаружи. Он поврернулся и никого не увидел.
— Кого?
Он повернулся снова. Продавцы Лага продолжали избивать Павека, который пополз по направлению к нему.
— Ответь мне, Звайн!
Голос, который отдавался от стен пустой площади и гремел у него в ушах, не мог принадлежать никому. Тот, кто говорил его, был невидим.
Невидим.
Мыслеходцы, Мастера Невидимого Пути, были, по самой природе своего таланта и благодаря своему опыту, еще более скрыты от посторонних глаз чем те, кто носит Маску. Насколько он помнил, Звайн никогда не встречал Мастера Пути, но он знал, что мыслеходец может обратить внутренний мир почти любого человека наружу, поймать его в ловушку внутри его собственной памяти, запугать его до смерти при помощи его собственного воображения. Правда рассказчики говорили, что любое мыслящее и чувствующее создание имеет инстиктивную силу, чтобы выбросить из своего сознания самого сильного Мастера Пути, но он, глядя в памяти на безоблачное небо, созданное его собственным воображением, не имел ни малейшего понятия, как защитить себя.
— Звайн!
На этот раз совсем другой голос. Знакомый и зовущий. Павек, больше не неудачнивый, неумный и неумелый темплар, но сильный и храбрый человек, сражавшийся обсидиановым трезубцем. Теперь кровь текла не из лица Павека, но из продавцов Лага, которые лежали кучей у его ног. Звайн побежал к бойцу, который, без сомнения, сражался, чтобы спасти его.
— Как меня зовут?
Вопрос вылетел изо рта Павека и отразился от стен пустой площади. Звайн опустился на колени. Его спаситель оказался не Павеком, и не спасителем вовсе, а мыслеходцем. И он не хотел увидеть свою собственныю смерть, отраженную в зрачках знакомых глаз Павека, поэтому он попытался опустить голову, но не сумел, мышцы его не слушались.
Фальшивый Павек посмотрел на его с нескрываемым пренебрежением, потом поднял свой трезубец. Звайн нашел где-то немного сил, чтобы задрожать и захныкать. Но обманщик-мыслеходец направил свой трезубец прямо на себя и, смеясь как сумашедший, ударил зубцами по своей собственной голове. Остро отточенными когтями он медленно сорвал лицо Павека со своего черепа-