Гитлеровцы сколотили виселицу в Лебедине. Селивон по базару ходит, перед немцами угодничает:
- Эх, жаль, вешалка пустует...
А на уме-то вечные его недруги - Павлюк, Марко, Мусий Завирюха. Угнали, вишь ты, скот и тракторы за Волгу.
В Лебедине издан приказ-предупреждение - за покушение на одного германского солдата перестреляем всю улицу.
В лихолетье приглушаются домашние невзгоды. Выпало дочке спознаться с людским предательством. Чем же дитя-то виновато? Вырастим, выходим тебя, касаточка, чтобы не знала, от какого отца на свет народилась...
Только ребенок и скрашивает жизнь в эту тяжкую годину, отвлекает от горьких мыслей глухими вечерами. Мавра качала ребенка, приговаривая:
- Баю-бай. Люли-люли, люлечки, шелковы веревочки, крашены перильца, идем мы к Кирильцу. Что Кирилец делает?.. А Кирилец не гуляет, бочоночки набивает, тонки обручи строгает, нож в руках так и играет. "Здоров будь, бондарик, сделай мне ведеречко медом торговать". - "Я в лесу не побывал, обручиков не набрал, я такой славной девчушечки сроду не видал!" Баю-бай...
Навеянные с детских лет и, казалось, давно забытые бабушкины сказки лезут в голову Мавре, убаюкивают малютку, а может, и самое Мавру.
Не защищалась ли малюткой семья в эту лихую годину?
Надия Лелека кинулась к матери, словно ища у нее защиты:
- Немец на лошади в школу въехал!..
Копытом наступил на детскую душу.
Мать, онемев от неожиданности, лишь покрепче прижала к себе дочку. Что она могла поделать?
На улице, сбившись тесной гурьбой, стояли дети, не сводя растерянных глаз со школы. Могучие осокори, стройные тополя обступили здание. Горьковатый запах ольхового листа стлался по низине. Над ярко-зеленым ельником высятся березы, облитые солнцем, сверкающие желтеющей листвой. Ученики сами насадили парк, некоторые теперь уже в армии. Сквозь позолоту листвы пробивается малиновая краска школьной крыши. Отчаянная голова Грицко Забава подступил ближе и с замершим сердцем наблюдал, как в просторные двери школы въезжали верховые. Он сделал еще несколько шагов и собственными глазами увидел, как лошадь со всадником взобралась по широким ступенькам на второй этаж, где находились кабинет природоведения, физический кабинет, спортзал, библиотека. Дети оцепенели.
Роднее родного дома была школа - она открывала мир, радовала душу. Зарождала первое чувство товарищества. А теперь страх нагоняет.
Учитель, Василий Иванович, с двумя своими дочурками - Лесей и Галей стоит поодаль, переминается с ноги на ногу, боязливо поглядывает на школу. Квелый какой-то, больной, что ли. Ученики даже не посмели с ним заговорить, не стали ему жаловаться, сердце растравлять. Учитель и без того как потерянный. Взял за руку своих девочек, - похоже, ему с ними спокойнее, легче - и ходит вокруг школы, словно во сне. Остановится, покачает печально головой и снова плетется, уныло потупившись, насилу переставляя ноги: видно, очень тяжко человеку, с опаской озирается на окна, не решается подойти, бросить в лицо завоевателям, что запоганили школу.