— Юрий Котлов я, свободный человек ныне; у князя в Москве служил, только не оценил князь мою службу, вот и разошлись наши пути-дороги.
— Не кручинься — это еще не беда. Хочешь — ко мне в охранники пойдешь?
— В Хлынов я собирался.
— Что тебе в Хлынове? Захолустный городишко, людишек и трех тысяч не наберется, деревянная крепостишка. А гонору у вятичей! На три княжества хватит. Представляешь — даже Сарай-город, ордынскую столицу, грабить на ушкуях ходили. А прошлым летом соседей своих пограбили.
— Это кого же?
— Никак не слыхал? — удивился купец. — Великий Устюг. Пограбили сильно, людей много побили, а кого и в полон увели и нечистым продали.
— Это татарам? — пришла моя очередь удивляться.
— А то кому же!
Я о происшедшем не слышал и был немало удивлен. Да, приходилось слышать, что князья воюют друг против друга, ратники гибнут, людей в плен берут, но потом за выкуп отпускают. Но чтобы нехристям продавать? Не бывало такого на Руси. А рабы долго у татар не живут, два-три года. Кормят плохо, работать заставляют через силу — эдак никто долго не проживет. К тому же одежды никакой, в обносках рваных ходят, а зимы в Казани и землях татарских суровые, снежные. Нет, такой участи и врагу не пожелаешь.
— Ну так что, спаситель мой, пойдешь ко мне охранником? Вижу я — человек ты надежный, это главное! А ежели еще и саблей хорошо владеешь, то цены тебе нет.
— Иван, давай отложим разговор наш до дома твоего. До Нижнего добраться еще надо.
— И то правда, я ведь сегодня гол как сокол, ни одной полушки нет. Домой доберемся — все деньги верну, до последней копейки, не сомневайся.
— Ты выздоравливай побыстрее, деревушка эта в четыре двора, мы скоро всех кур переведем. К тому же сил тебе набраться надо, лошаденка одна, да и та не лошадь — кляча, еле ноги переставляет. До ближайшего села, где лошадь нанять или купить сможем, еще добраться надо.
— Ништо, и не в таких передрягах бывал — и тонул, и горел, и тати грабили, а я, вишь, живой. И сейчас выберусь, я мужик крепкий.
— Дай-то Бог.
Но Иван и в самом деле быстро шел на поправку, стал выходить из избы на солнышко, садился на завалинке, грелся. Однорядку его хозяйка выстирала, но бурые пятна остались, и одежонка его имела неприглядный вид. Я представил, как мы явимся в село — пешком и в непотребном виде. За побирушек принять могут, особенно Ивана. У меня-то одежда хоть и не новая, но чистая и не рваная. А Иванову рубашку я выкинул — куда ее надевать: разрезанную на животе, в крови, подол разорван мною на перевязки. Упросил Иван хозяина продать ему новую рубашку.