Его отец, который держался проще, поклонился вошедшим дамам, подметая плиты пола красивым завитым пером своей шляпы.
– Простите меня за скромный туалет, кузина. Мне неожиданно пришлось просить вас о приюте на ночь. А вот мой шевалье Филипп. С тех пор как вы его видели в последний раз, он подрос, но не стал от этого более любезным. Скоро я куплю ему чин полковника, служба в армии пойдет ему на пользу. В наши дни придворные пажи понятия не имеют о галантности.
Гостеприимная тетушка Пюльшери предложила:
– Не желаете ли чего-нибудь выпить? Сидра или простокваши? Ведь, я вижу, вы приехали издалека.
– Спасибо. Охотно выпьем капельку вина, разбавленного водой.
– Вина у нас не осталось, – сказал барон Арман, – но мы сейчас пошлем слугу к кюре.
Тем временем маркиз сел и, поигрывая тростью черного дерева, украшенной атласным бантом, принялся рассказывать, что он приехал прямо из Сен-Жермена, что дороги отвратительны и что он еще раз просит извинить его за скромный наряд.
«Интересно, как бы они выглядели, если бы надели свои праздничные костюмы?» – подумала Анжелика.
Старый барон, которого раздражали эти бесконечные извинения, тронул концом своей палки отвороты на ботфортах гостя.
– Судя по кружевам на ваших ботфортах и вашему воротнику, эдикт, изданный монсеньером кардиналом в 1633 году, запрещающий всякие бантики-финтифлюшки, совсем забыт, – сказал он.
– Увы, – вздохнул маркиз, – еще не совсем. Регентша бедна и ведет аскетический образ жизни. И вот нам, нескольким вельможам, приходится буквально разоряться, чтобы придать хоть немного блеска этому благочестивому двору. Монсеньор Мазарини любит роскошь, но он носит сутану. У него все пальцы унизаны бриллиантами, а вот если кто-нибудь из принцев украсит свой камзол жалкими бантиками, он, как и его предшественник, кардинал Ришелье, мечет громы и молнии. Кружева на отворотах ботфортов… да…
Маркиз скрестил ноги, вытянув их перед собой, и принялся разглядывать их так внимательно, как барон Арман обычно разглядывал своих мулов.
– …Мне кажется, эта мода скоро кончится, – проговорил он. – Некоторые молодые щеголи стали носить ботфорты с такими широкими отворотами, что их уже не закрепишь, и они болтаются, так что приходится ходить, расставив ноги. Когда мода становится неразумной, она проходит сама по себе. Вы согласны со мной, дорогая племянница? – спросил он, повернувшись к Ортанс.
Девочка даже покраснела от удовольствия, но ответила с непосредственностью и смелостью, которых трудно было ожидать от подростка.
– О, мне кажется, дядюшка, что мода, пока она существует, всегда разумна. Но в данном случае я, право, не могу судить, ведь я впервые вижу такие сапоги, как ваши. Вы наверняка самый модный из всех наших родственников.