Тени подумалось, что ему нужно сказать что-нибудь.
– Привет, – сказал он.
– Привет, – отозвался безумец.
Он выпрямился на ветке, отвернулся от Тени и пустил струю темной мочи на луг внизу. Продолжалось это долго. Закончив, он вновь присел на корточки у ствола.
– Как тебя звать? – спросил Гор.
– Тень, – ответил Тень.
Безумец кивнул.
– Ты – тень. Я – свет, – сказал он. – Все сущее отбрасывает тень. – Подумал и добавил: – Они вскоре станут биться. Я видел, как они начали прибывать на место. – А потом безумец сказал: – Ты умираешь. Ведь так?
Но Тень уже не мог говорить. Ястреб расправил крылья и медленно взмыл вверх, подхваченный утренними ветрами.
Лунный свет.
Кашель сотряс все тело Тени, мучительный кашель, резкой болью прошивший горло и грудь. Задыхаясь, он попытался набрать в легкие воздух.
– Эй, щенок, – позвал снизу знакомый голос. Он поглядел вниз.
Луна белым блюдцем сияла среди верхних ветвей дерева – светло как днем, – и в озерце этого блеклого света у корней дерева стояла женщина, ее лицо казалось белым овалом. Ветер зашумел в ветвях.
– Привет, Щенок, – повторила она.
Он попытался заговорить, но только закашлялся, и долгое время позывы рвали ему грудь.
– Знаешь, – услужливо сказала она, – ты умираешь.
– Привет, Лора, – просипел он.
Она поглядела на него мертвыми глазами, а потом улыбнулась.
– Как ты меня разыскала?
Она помолчала, просто стояла в лунном свете.
– Ты – самое близкое, что у меня осталось от жизни. Ты – единственное, что у меня есть, единственное, что не было унылым, безвкусным и серым. Мне можно завязать глаза и бросить меня в морские глубины, и все равно я буду знать, где найти тебя. Меня можно закопать на сотни миль под землей, и все равно я буду знать, где ты.
Он поглядел на женщину в лунном свете, и глаза ему защипало от слез.
– Я разрежу веревки, – сказала она некоторое время спустя. – Я только и делаю, что тебя спасаю, ведь так?
Он снова закашлялся. Потом:
– Нет, оставь меня. Мне нужно это проделать. А она покачала головой:
– Ты сумасшедший. Ты там умираешь. Ты же останешься калекой, если уже себя до того не довел.
– Может быть, – ответил он. – Но я жив.
– Да, – сказала она мгновение спустя. – Пожалуй, да.
– Ты же мне сказала, – напомнил он. – Там, на кладбище.
– Кажется, столько времени прошло, Щенок, – сказала она. А потом добавила: – Здесь мне лучше. Не так больно. Ты понимаешь, о чем я? Но я такая сухая.
Ветер стих, и теперь он ощутил ее запах: всепроницающая и неприятная вонь гниющего мяса, болезни и разложения.
– Я потеряла работу, – сказала она. – Я устроилась на бензоколонку в ночную смену, но мне сказали, что люди жалуются. Я говорила, что больна, а они ответили, им плевать. Я так хочу пить.