— Да, ты права. Пришлось бы всем и каждому рассказывать предысторию.
— Вот именно. Поэтому я поговорила лишь с Гермионой, попросила у нее совета.
— И что же?
— Она посоветовала повременить, пока все не уляжется. Понаблюдать. Подождать. Я согласилась и взяла с нее клятву, что она ничего тебе не скажет. Почему ты вздыхаешь?
— Диву даюсь. Эта егоза ни разу не проговорилась, ни полусловом, ни намеком не дала понять, что в курсе дела. И это Гермиона! Ты уверена, что мы говорим об одном и том же человеке?
— Сто процентов.
— Выходит, я абсолютно ее не знаю.
— Не расстраивайся. — Талула погладила меня по голове. — Это не так уж и страшно.
— Тебе легко говорить, а мне с этим жить. И бояться каждую минуту нового сюрприза. Правда, Гермиона похожа на глубоко законспирированного шпиона?
— Верно, что-то в этом есть.
— Талула…
Чш-ш! Всякие разные подробности мы обсудим позже, ладно? Нет времени. Я пригласила тебя сюда, чтобы выяснить главное.
— Главное? Талула, ты меня путаешь!
— Еще один вопрос ребром. На сегодня последний. Ты любишь меня?
Попытка отлепить язык от неба, к которому он припаялся-таки, ни к чему не привела.
— Браул, мне очень важно знать! — прошептала чародейка, склоняясь надо мной. — Я ведь имею на это право.
— К… к… конечно, имеешь.
— Ну так скажи, ты по-прежнему испытываешь ко мне те же чувства?
Я молчал. Никто не мог прийти ко мне на помощь в эту трагическую минуту. Разрываемый всевозможными эмоциями, ваш покорный окончательно запутался. Пытаясь думать о последствиях правдивого ответа, я фырчал, хмыкал и теребил край камзола. Соврать? А какой смысл? Ложь может положить начало новой катавасии, которую мне уж точно не расхлебать! О спокойной жизни придется позабыть раз и навсегда — и в скором времени я просто сгину на просторах вечности под напором суровых испытаний. И потом, как я могу нанести Талуле еще один такой удар? Не будет ли ложь сравнима с предательским тычком дубинкой из-за угла (я имею в виду схожесть эффектов)?
Нет, гордость Невергоров не позволит мне так поступить. Хотя в моем лице наш древний род многое потерял, но кое-что в загашниках осталось.
— Да, — сказал я, обливаясь потом.
Струхнул я в тот момент, пожалуй, посильнее, чем в пустом доме, когда близко познакомился со стаей летучих мышей. В ту минуту мое сердце провалилось в пятки, оставаясь все же в известных пределах, но сейчас вылетело и устремилось в бездну космоса…
Я зажмурился, ожидая немедленных репрессий. Зажмуриваться совсем нелишне, если есть причины полагать, что твоя бывшая возлюбленная в любой момент способна превратиться в разъяренную мегеру.