Ну и что же? Поди, овсом мои кони кормлены, сходят, не запреют. На первый раз полегше воза вьючьте. До Семилужков вместе с вами доеду. Жеребца в Худоелань отвести Курганову надо. Отгулялся, как черт.
Петруха стремился улучшить породу своих лошадей и на лето брал на отгул, на пастбище, в свой табун жеребца худоеланского богача Курганова.
Топор в головки брось, не забудь, — сказал Михаила Клавдее, подтягивавшей чересседельник у последней запряжки. — В тайгу, в бездорожье, язви его, едем.
Бросила, — ответила Клавдея, прихлестывая к оглобле подбойку.
Ну, где он, хозяин наш? — подул в озябшие кулаки Михаила.
Догонит, — кутаясь в дошонку и падая в сани, сказала Клавдея. — Отворяй ворота. Поехали.
Скрипнули ворота. Запищали примерзшие к снегу полозья саней. Лошади с места тронулись рысью. Над околицей светлыми проколами в черном небе сияли Три зорьки — пояс Ориона.
До Кирейского луга дорога была торная. Здесь возили сено. Лошади, потряхивая наборной сбруей, весело отфыркивались. Петруха верший ехал сзади. Кургановский жеребец, туго примотанный ременным поводом к дуге, толкаясь жирным боком в оглоблю, бежал рядом с передним конем. Диковатому жеребцу на шею накинули еще аркан из кованой железной цепи.
С Кирейского сворота дороги не стало. Лошади побрели шагом, разбрасывая копытами в стороны сухой снег. Лоснящиеся крупы дымились потом. Восток наливался серым рассветом, гасли последние звезды. Мороз больно покалывал щеки.
Проехали Муксутский — крупный, желтый в вершинах — бор. Проехали кряжистый, увешанный клочьями серого моха ельник. Слева низкими островами среди унылого болота потянулся чахлый болотный сосняк — мар. Вдали, направо, отлогой возвышенностью протянулись Семилужки. Подковы лошадей под снегом стучали в ледок. Петруха вдруг махнул шапкой.
Стой!..
Михаила натянул вожжи. Лошади остановились. Петруха медленно сполз с седла и ничком упал в задние сани. Михаила и Клавдея бросились к нему.
Ты что? Что с тобой?
Ой! Ой! Давит! — схватил он себя за бок, вздрагивая и кутаясь в доху с головой.
— Так что тебе? Снегу дать? — наклонилась Клавдея.
Ничего. Ладно. Езжайте. Может, иройдет.
К сену пробились в полдень. Летней радугой очертился в морочном небе широкий сияющий круг. Солнце холодным пятном отметилось в середине. Примета — к морозу. У тропы чернело зимовье — охотничья избушка с крошечным прорезом-окном в одно бревно. Стекло закоптилось сажей и пылью. Сколоченная из колотых плах, дверь перекосилась и оттопырилась. На порог намело сугроб снега. Четыре огромных зарода сена торчали направо, между берез, на лугу. Петруха, лежа в санях, глухо стонал. Остановились у избушки.