устал?
Нет, я никогда не устаю. На это у меня не хватает времени. Но пройти на квартиру согласен. Приятнее поговорить в домашней обстановке. Здесь у тебя все так пропитано антисептиками, что мне кажется, свежие мысли — и те умрут.
Алексей Антонович вспыхнул:
Это входит в мою профессию — антисептики.
Сам понимаю, что вышло глупо, — улыбаясь, извинился Лебедев. — Не сердись. Но мы же с тобой раньше разговаривали без лишних церемоний.
Нет, не в этом дело, — сказал Алексей Антонович. — Мне просто… ну понимаешь… обидным показалось такое неуважение к профессии врача, которой я целиком посвящаю всю свою жизнь. Извини, я тебе говорю тоже прямо.
Спасибо. Значит ты, посвящаешь професии врача целиком всю свою жизнь? И вкладываешь всю душу только в это?
Да, только в это. И не нахожу нужным свои духовные силы делить между чем-то еще.
Улыбка сбежала с лица Лебедева. Холодным стал блеск его черных глаз. Он внимательно посмотрел на Алексея Антоновича.
Я, может быть, неправильно тебя понял, Алеша, — тихо сказал он.
Нет, правильно. В этом мое искреннее призвание.
Быть только врачом? И это говоришь ты? Ты — отец которого умер на каторге как государственный преступник?
Он мне не оставил политического завещания. И что плохого в том, что я стремлюсь быть хорошим врачом? Для того я и учился в университете.
Видишь ли, я думал, что ты любознательнее и интересуешься не только тем, что тебе кем-либо завещано. И университет этому тоже никогда не был помехой.
Я много и теперь читаю и размышляю.
Читаешь и нелегальную литературу?
Нет, такую литературу я не читаю, — сознался Алексей Антонович. — Прежде всего, ее здесь негде достать, а потом — зачем непременно это связывать? Я понимаю твой вопрос. Но я честно работаю. Повторяю: работа поглощает меня всего, всю мою душу. Разве этим я не служу
народу?
Душа — это расплывчато. Кому ты служишь своим
сознанием?
Ты меня все время бьешь моими же словами. Это все-таки жестоко.
Прости, я опять подумал, что мы с тобой говорим все еще в университете.
Нет, — заторопился Алексей Антонович, — нет, Миша, между нами так и должно быть. Я хочу, чтобы наши отношения оставались именно прежними. Но согласись, — Алексей Антонович вытер платком испарину со лба, — этак, как делаешь ты, любого в пот вогнать можно. Ц
Хорошо. Ну, а по существу, что ты скажешь?
Ты заставляешь меня сейчас развивать теории, а я этого не умею. Я просто работаю — и все.
И выходит, что борьба против самодержавия, которую начинают сейчас рабочие, народ, тебя не интересует.
Нет, я понимаю, что самодержавие вещь очень скверная.