Подойти на двести футов, а лучше — на сто пятьдесят. И — стрелять.
Маршал шел. Беглец хромал.
К полудню расстояние между ними сократилось до пятисот футов. Несмотря на огромную усталость, маршал нагонял. К трем часам дня он выиграл еще сотню. К семи — расстояние сократилось до двухсот пятидесяти футов. В девять стало темно. К тому времени расстояние между противниками составляло всего двести футов. Нормальная дальность для здоровых рук и опытного глаза, но не для полуослепшего маршала с культяпками вместо ладоней... Пора было выбирать место для ночлега.
Утром его скрутил кашель. Непрестанно кашляя, маршал пытался идти, но изнемог и повалился в снег. Нажевался снегу. Пошел дальше. Через несколько шагов его скрутил новый приступ. Снег окрасился кровью. Маршал встал и снова пошел. Перед глазами маячила темная спина.
К полудню расстояние между противниками составило двести двадцать — двести тридцать футов. Маршал начал отставать. Его след теперь был отмечен кровавыми пятнами. В голове мутилось...
Через некоторое время он решился.
Маршал стащил с плеча «винчестер», лег в снег. Долго ставил реечный прицел остатками пальцев правой руки. Ладонь почти не слушалась. Зажал ружье в сгиб левой руки, поставил средний палец на спусковой крючок. Металл обжигал.
Маршал прицелился.
В вертикальной щели появилась темная спина.
Внезапно беглец повернулся и посмотрел маршалу в глаза. Медленно, неловко поднял винтовку — маршал как загипнотизированный наблюдал, как возникает в прорези прицела темное дуло. Потом — реечный прицел. С руками у беглеца тоже было не все в порядке. Но — прицел встал на место. Теперь они смотрели в глаза друг другу...
Давай, молча произнесли губы беглеца.
Давай, сделаем это.
В следующий момент они одновременно нажали на спусковые крючки...
... — Восемьдесят восемь!
— Восемьдесят восемь, брат.
Подошли еще двое парней, потом еще несколько. Открыли пиво, разместились вокруг стола, выставили закуски: пачки чипсов и фисташки. Я занял место во главе. Вальтер сел по левую руку от меня, Маша с гитарой плюхнулась в правое кресло. Остальная шатия-братия расселась, как душа велит. Взяли бутылки. С громким: шпок! — отлетели пробки, застучали по столу.
— Холдо, ты чего так вырядился? И с каких пор ты носишь подтяжки? — спросил Казак, слегка помятый после возни с Вовчиком. Взъерошенный, но не утративший боевой дух Геббельс занял место напротив Дениса и корчил «светочу скин-движения» обидные рожи. Рожи получались преуморительные...
— Всему свое время, казаче, — говорю. — Подожди чуть-чуть...