Я встречал его в последний год в нескольких неожиданных местах. Так мы встретились на Зубовской площади на заседании жюри исламской премии по литературе. Он был председателем жюри, а я — его членом. В самый последний раз я видел Илью с его экспансивной женой в доме театрального продюсера Эдуарда Боякова. Бояков пригласил нас послушать старого, как кусок старого дерева, обкуренного парижского негра. Не помню, как звали негра, он хорошо пах на несколько метров от себя ароматной травой, был сед и одет в умопомрачительные яркие лохмотья. Неграм в пристрастии к такой одежде могут составить конкуренцию только цыгане. Любой седой негр похож на призрака на самом деле, а тот парижский гость Боякова был особенно похож. Я помню, что мы сидели отдельной компанией: я, моя жена Катя Волкова, Кормильцев и его жена. И над чем-то очень хохотали. Хотя хохотать было, видимо, не надо. Вскоре Кормильцев умер в Лондоне от редкой болезни (Курехин тоже умер от редкой, от саркомы сердца), Катя Волкова, упрямо зловольная, убежала в down-shifting в Гоа, сделалась отрицающей Россию женщиной-хиппи, вот и сейчас, когда я пишу эти строки, она тайно от меня сбежала в Гоа с нашими детьми. Чему же было нам тогда радоваться отдельной компанией и хохотать? Нечему.
Вспоминая его, всегда буду вспоминать его на фоне сменяющихся диапозитивов тогда свежеумершей Натальи Медведевой. Видимо, это был подсказ мне, намек от судьбы, мол, гляди, он будет следующим. А может, и не намек, а слившиеся случайности.
Православный поэт
Александр Непомнящий
Они буквально ворвались в мой кабинет, эти два рокера. С них обильно тек пот, длиннющие волосы Саши Непомнящего прилипли ко лбу. Блондин Коноплев испуганно таращил глаза. Они были в панике.
— Эдуард Вениаминович, вы выгнали Дугина?! Это раскол. Это ужасно. Это конец Партии… — Непомнящий даже заикался.
— Успокойтесь, Саша, — сказал я. — И вы, Роман, успокойтесь. — Сам я подумал, что уже лето, и где они были последние два месяца, раскол начался 6 апреля.
Оказалось, они были на каком-то рок-фестивале, и поэтому весть о событии достигла их с опозданием. Я не люблю истерик и истеричных людей, потому я ждал, когда они успокоятся.
— Конец всему! Вы не должны дать ему уйти! Вы должны уговорить Дугина остаться! — стонал Непомнящий.
— Да, Эдуард Вениаминович, вы должны позвонить ему, поехать и поговорить с ним! Мы готовы организовать встречу!
— Слушайте, — сказал я, — вот послушайте меня внимательно. А для этого сядьте!
У меня был, как полагается, мой канцелярский стол, а к середине его был приставлен еще один обшарпанный канцелярский стол — для приема посетителей. Они, неуклюже двигая стулья, уселись. Дышали как паровозы. С обоих лил пот, с русого, как русалка, Непомнящего и с ржаного блондина Коноплева… Тёк по лбу, по щекам. «Вот — психопаты, — подумал я с досадой, — сейчас мне придется их успокаивать».