— Да, сейчас, сию минуту. Ты должен был видеть, как он выходил из палатки.
— Бурра Сагиб, наверное, ошибся, — отвечал он уважительно, но твердо. — Я стою здесь уже час, и никто из палатки не выходил.
Смущенный и недоумевающий, я сидел на кровати, задавая себе вопрос, не почудилось ли мне все это от нервного напряжения после боя, как вдруг меня постигло новое чудо. Где-то над моей головой внезапно раздался резкий звон, как будто гвоздем провели по стакану, только громче и сильнее.
Я поднял голову, но там не на что было смотреть.
Я тщательно обследовал всю внутренность палатки, но источника странного звука не обнаружил. Наконец, сам не свой от усталости, я оставил всякие попытки проникнуть в тайну, бросился на кровать и крепко заснул.
Наутро я был склонен приписать ночные события воображению, но скоро от этой мысли пришлось отказаться, потому что, едва я встал, как тот же странный звук раздался у меня над самым ухом, причем так же, по всей видимости, беспричинно, как и раньше. Что звучало и где — не имею понятия. С тех пор я больше этого не слышал.
Неужели за угрозой незнакомца что-то кроется, и этот звук и есть астральный звон, о котором он говорил? Нет сомнений, что это невозможно. И все же, говорил он неописуемо внушительно.
Я попытался записать все, что он говорил, как можно точнее, но, боюсь, все же много пропустил. Чем это может кончиться? Обратиться, что ли, к священнику за святой водой? Я ни слова не сказал Эллиоту и Чемберлену. По их словам, я утром выглядел, как привидение.
Вечер. — Поделился впечатлениями с рядовым Руфусом Смитом из артиллерийского, который пристукнул старика прикладом. Он испытал то же, что и я. И звук тоже слышал. Что все это значит? Ума не приложу.
10 октября (четыре дня спустя). — Помоги нам Боже!
Этой лаконичной записью дневник заканчивался. По-моему, такая запись после четырех дней полного молчания, больше говорит о расшатанных нервах и сломленном духе, чем могло бы самое красноречивое повествование. К дневнику оказалось приколото скрепкой добавочное свидетельство, должно быть, недавно присоединенное генералом.
«С тех пор по сей день, — говорилось в нем, — я ни ночью, ни днем не был избавлен от этого ужасного звука и от мыслей, которые он вызывает. Время и привычка не только не принесли облегчения, но напротив — с годами физические силы мои уменьшались, и нервы все труднее переносили беспрерывное напряжение.
Я человек, сломленный духом и телом. Я живу в постоянном страхе, вечно прислушиваясь, не раздастся ли ненавистный звук, боясь встречаться с друзьями, чтоб не выдать им свое ужасное состояние, без утешения или надежды на утешение по эту сторону могилы. Видит Бог, я хочу умереть, и все-таки каждый раз, как приближается пятое октября, я изнемогаю от ужаса, потому что не знаю, какое небывалое и страшное испытание меня ожидает.