— А банда?
— Что банда?.. Надежда на мужиков слабая, они пуганые. Разве что ты узнаешь своего фронтового «дружка». Дай, как говорят, боже, чтоб он тебя не узнал первым. А Сотникова своего предупреди, чтоб носа не показывал. Когда шла речь о замученном чекисте, и его кое-кто вспомнил. Был, говорят, такой рослый, белявый из себя. Пусть лучше золото стережет.
— Ну, хорошо, собрались, митингуем, а тут с разных сторон бандиты. Ох, и вжарят они по нашему митингу…
— Чудак человек, это я предусмотрел. Там есть сознательный народ, да нас, считай, десяток. Винтари имеем, гранаты. Пулемет говорить заставим. Нет, думаю, не сунутся. А если и будут, что вернее всего, то тихо-мирно стоять в толпе. Но… тут уж мы бессильны.
— Ладно, брат, поживем — увидим. Давай-ка я вздремну маленько. Мы ж ночь копали, днем сторожили. Ах, хорошо-то как…
…Митинг, как и предполагал Михеев, проходил спокойно. Никаких эксцессов. Закутавшись в просторную доху и сильно ссутулившись, внимательно оглядывал Сибирцев собравшихся, вспоминал, но никого похожего на Дыбова не видел. Не было среди присутствующих черноусого красавца, как рассказывал про «хозяина таежного» дед. Игнат, Лешаков тоже, когда копали яму, нарисовал примерно такой же портрет. Строен, сказал, ловок в седле, глаза бешеные. Сильно картавит.
Да, именно таким запомнился поручик Дыбов прапорщику Сибирцеву в том далеком шестнадцатом. Значит, верно, он это. Вот, выходит, где встрече-то произойти. Да вряд ли рискнет. Не дурак Дыбов, нет, не дурак. Михеев произнес звонкую, зажигательную речь. Обрисовал мировое положение, упомянул про Семенова, который за японские деньги жег деревни, расстреливая всех от мала до велика, и называл себя спасителем России. Говорил и о бандах, бесчинствующих в уездах. Немного их уже осталось, но те, что есть, самые безжалостные. Ничего, разбили Колчака, выгнали за границу Семенова, со дня на день доберемся и до изверга, недобитого колчаковца, что зверствует в этом уезде. Скоро-скоро ему крышка.
Мужики воспринимали по-разному. Кто одобрительно кивал, на всякий случай, оглядываясь по сторонам, кто иронически хмыкал, а кое у кого в глазах посверкивала затаенная злоба.
Богатое издавна село Шилово. Четко пролегла межа: богатеи и батраки. В армию записывались батраки — народ в массе не больно сознательный, накопивший ненависть к своим вечным хозяевам. Многие уже прошли войну, но так ни с чем и вернулись к худым своим избенкам, полумертвой от голода ребятне, отчаявшимся женам. Было несколько комсомольцев. Эти услышали в речи Михеева звук боевой трубы и первыми поставили свои фамилии в списке добровольцев. В общем, набралось около двадцати человек. Были мобилизованы лошади у богатых мужиков для поездки в Верхнеудинск, добровольцам раздали оружие, патроны. Забрались они в розвальни и кошевки и под смех, хмельные песни и бабьи слезы тронулись в дальнюю дорогу, не дожидаясь ночи. Теперь-то чего бояться?..