Ну, хор-рошо же… так что может сейчас предпринять Грэйн эрна Кэдвен? Ролфи прикрыла глаза, вызывая в памяти предстоящий ей путь до побережья. Река… а ведь и верно, через синтафскую столицу протекает судоходная река, впадающая в море Кэринси. А если пробраться на какое-нибудь речное судно, идущее вниз по течению, отвести глаза матросам рунами забвения, так, чтоб они и не вспомнили, кто взошел по сходням, спрятаться в укромном уголке трюма… Почему нет? Если даже беспощадная Локка одарила Грэйн нежданной улыбкой воинской удачи, так отчего бы теперь и Морайг не улыбнуться вслед за сестрой? Ведь не только морские воды подчинены Серебряной луне, но и речные, как и все, что живет ими, — и рыбы, и травы подводные, и корабли… И если уж Морайг не поможет дочери своей, то кто поможет тогда?
Лаирдэйн зовется эта река, впрочем, шуриа, верно, звали ее иначе, а какое имя диллайн дали устремляющемуся к морю темному потоку, Грэйн и вовсе не ведомо. На ролфийских картах все обозначено четко: остров — Тэлэйт, Река — Лаирдэйн, а море — Кэринси, и неважно, какие там имена придумали в Синтафе.
Грэйн повела носом, ловя ноздрями сырой речной ветер. Для того чтоб найти причалы, карта ей не нужна. Характерный портовый запах неистребим и неизменен, его и захочешь, а не вытравишь из памяти. Подпорченная рыба и деготь, смола и мокрые доски, застарелый пот и гниющие водоросли, а все вместе — ориентир более надежный чем стрелка компаса.
Итак, решено. Ролфи подхватила свой живой тюк поудобней пристроила пленницу на плече и, пыхтя, перелезла через решетку. Вот теперь все пути назад отрезаны окончательно. Впрочем, их и раньше не было, этих путей для отступления. Куда отступать — на виселицу или под дула ружей расстрельного взвода?
…Когда Грэйн пыталась впоследствии восстановить в памяти свой сумасшедший бег по закоулкам Саннивы с бесценным грузом, у нее ничего связного не получалось. Какие-то фрагменты и блики, стук крови в ушах, собственное рваное дыхание, ломота в костях и теплая тяжесть на плече, усиливающаяся боль в мышцах и черное-пречерное отчаяние, когда она вдруг осознала, что заблудилась, а пленница как раз задергалась в своем коконе. Луны плясали на темно-синем паркете небес пьяную дрингу[20], клинками звезд выбивая ритм. А потом у самых сапог плеснули темные волны, в ноздри ударила смесь портовых запахов, и Грэйн, переводя дыхание, различила сквозь красную пелену перед глазами силуэты судов, контуры каких-то бочек, тюков и ящиков и чуть светящиеся фигуры речников и грузчиков, снующих по причалу. Работа в порту не замирала ни на миг, грузы приходили и уходили, покрикивали приказчики, скрипели блоки кранов, ругались рабочие, тявкали собаки и… Стража! Грэйн едва успела юркнуть в узкий проход между двумя штабелями досок, а мимо со смешками и звяканьем протопали патрульные. Следом с гавканьем катился пушистый шар — портовая собака: визгливый лай, уши торчком, хвост колечком. Ролфи смотрела на закрутившуюся у прохода дворнягу сузившимися зелеными глазами и сама не чувствовала, как приподнимается в беззвучном рычании ее верхняя губа, обнажая острые зубы. Зато что-то почуяла псина: лай оборвался жалобным визгом, и пустобрех, зажав хвост между лап, метнулся прочь. Грэйн моргнула, приходя в себя. Серебряные стрелы лучей Морайг пронзали ее укрытие насквозь, и все существо эрны Кэдвен трепетало, нанизанное на беспощадные острия. «Будь милосердна, госпожа — мысленно взмолилась ролфи. — Отвернись! Пошли мне тьму и ветер, Неверная, и пошли мне судно, готовое к отходу!»