«Ты сделаешь очень хорошо, если вернешься, наконец, домой со своей „Радостью юношей“, — писал Бертран. — Я должен сказать тебе, что встретил сегодня утром доктора Арнольди, который спросил меня, не знаю ли я твоего адреса, так как вот уже три недели, как твоя жена больна, и больна серьезно. Тебе делает мало чести, что за твоей женой ухаживает прислуга. Если бы неожиданно приехал твой дядя, я думаю, он тоже вряд ли похвалил бы тебя за медовый месяц, который проводит маркиза де Верделе в обществе привидений, тогда как ты любезно катаешься с куртизанкой.
Всегда следует, мой друг, сохранять приличия и избегать поступков, слишком бросающихся в глаза. Прежде ты это отлично понимал, и делаешь очень глупо, что забываешь теперь».
Маркиз, мрачный как грозовая туча, перечитал еще раз это письмо. Мысль встретиться с дядей при подобных обстоятельствах в высшей степени была ему неприятна, так как пожилой джентльмен имел отсталые взгляды, и кроме того, обожал свою воспитанницу. Ввиду всего этого, он быстро решился и объявил Мушке, что уезжает в тот же самый вечер, причем потребовал, чтобы она, во избежание лцшних разговоров, последовала за ним не раньше чем через три дня.
Прекрасная Ревекка была в отчаянии. Но тщетно она устроила ему ужасную сцену и билась в истерике. Беранже остался непоколебим. Он имел даже бесстыдство смеяться над ее криками и слезами. Затем, после нежного, но краткого прощания, Беранже, как и говорил, уехал вечерним поездом. По мере приближения к цели поездки, дурное расположение духа маркиза все увеличивалось. Его страшно раздражало то обстоятельство, что он должен подчинить свой каприз необходимости соблюсти приличия. Как он был глуп, что пожертвовал своей свободой, сделался рабом и надел себе петлю на шею! Проклятый брак! Он вынуждает его разыгрывать нежного мужа с этой простушкой, когда его сердце всецело принадлежит Мушке.
Мало — помалу, все бешенство его сосредоточилось исключительно на Алисе. Ясно, что она нарочно притворяется больной, чтобы компрометировать его. Он уже раньше замечал, что эта… святоша лжива, хитра и большая интриганка. Она принимает на себя вид жертвы только для того, чтобы на него указывали пальцами и называли извергом.
Полный таких мыслей, маркиз приехал в Верделе в одиннадцать часов ночи, тотчас же нанял экипаж и отправился домой. Когда экипаж достиг поворота дороги, откуда открылся вид на долину, маркиз увидел свою виллу и развалины замка, залитые лунным светом. Только обширный дом его был темен и казался покинутым. Ни в одном окне не видно было огня.