— Я подружилась с машинисткой Эльгой — она вам говорила…
— Вы когда-нибудь брали у нее что-нибудь? Уносили из комнаты?
Софья Львовна поняла, что Штроп напал на верный след. Должно быть, нужно говорить правду, но так, чтобы эта правда маскировала истинное положение вещей.
— Помнится, я несколько раз брала у нее копирку.
Мы всегда занимаем ее друг у друга, когда бумага кончается, а работа срочная…
— А на днях вы брали копировальную бумагу?
— Да… Всего три листочка.
— Где эти листочки? — живо спросил Штроп.
— У меня в столе, — ответила Софья Львовна, мысленно благодаря Алексея, который настоял, чтобы она не только обязательно сохранила копировальную бумагу, взятую у Эльги, но и забила ее до дыр.
Через несколько минут Софья Львовна принесла синюю копирку Эльги. Она была настолько стара, настолько изрешечена крохотными дырочками, что это обстоятельство несколько поколебало Штропа.
Когда Штроп поделился своими подозрениями насчет Ивашевой с комендантом, тот горячо запротестовал.
— Этого не может быть! Ивашева настроена против большевиков! Она религиозна, потеряла дочь… Ее высказывания…
— Высказывания — это чепуха, господин майор. Не будьте так наивны!
— Но я хорошо знаю Ивашеву. Мы долго к ней пристально приглядывались, изучали. Нет, этого не может быть.
— Не слишком ли вы много на себя берете, господин майор? — язвительно спросил Штроп.
— Я говорю то, в чем уверен. А вы высказываете только лишь предположение. В конце концов, что могли сказать ей копирки? И почему именно эти бумажки служили Эльге для перепечатки плана? Я сам подбираю сотрудников и подвергаю их тщательной проверке. А вы считаете, что мы должны всю исписанную копирку выискивать по мусорным ящикам?
— Вы защищаете Ивашеву с упорством адвоката, — саркастически усмехнулся Штроп. — С чего бы это а?
Уж не пленила ли зрелая красотка ваше сердце, господин комендант? Она еще весьма аппетитна…
— Нет, — сухо отрезал Патценгауэр. — У меня с Ивашевой только служебные отношения. Но я ценю ее за исполнительность, аккуратность и хорошее знание языка.
— Мгм…. черт побери! — раздраженно бросил Штроп. — Тогда внушите этой непорочной деве, а также всем сотрудникам, что, если на двери висит табличка "Вход воспрещен", значит, никто, кроме тех, кому положено, не смеет туда совать носа…
— Да, да, — пробормотал Патценгауэр. — Я приму строгие меры…
Штроп больше не настаивал. Когда он обсуждал дело о копирках с Венцелем, тот также положительно отозвался об Ивашевой. Откуда было знать Штропу, что Венцель дрожит за свою шкуру: допрос с пристрастием Софьи Львовны мог открыть тайну исчезновения Риты и того проклятого вечернего разговора, когда он проболтался ей о переброске штаба.