Ангелы заспорили, кому выпадет счастье просветить новичка. Хотя стоило подозревать, что благородством не пахнет, а подвернулся шанс развлечься.
Победил рыжий:
– Для меня большая честь обучить досье того, кто сумел разозлить своего ангела! Прошу использовать мою овечку.
Тилю указали на соседний столик, занятый очаровашками. Одной не исполнилось двадцати, зато ее подруга пережила возраст пышного цветения. Девочки мило лепетали.
Рыжий указал на смутные пятна, маячившие вблизи ушек, обвешанных бижутерией:
– Смотри тщательно. Смотри навылет.
Размытые кляксы неярких цветов сплетались в хаотичный узор, еле заметно шевелились, как чернила расплываются в молоке. И вдруг невидимая линза навела резкость. Тиль зажмурился как от удара. Но, разжав веки, поразился открытию. Пятен больше не было.
Проявились четкие картинки, не фотографии, а куски любительской съемки, прокручиваемые без остановки. Их было много, очень много. Теснились картотекой, прозрачными экранчиками, друг за дружкой, в строгом порядке. Все больше показывали заурядные истории: ребенок тянется к груди, девочка спорит с матерью, девушка волнуется перед свиданием и всякое такое, что в семейном альбоме безраздельно угнетается пылью. Двадцать лет четыре месяца и пять дней юного создания были подробно зафиксированы и подшиты до секунды. Протяженность ее жизни Тиль познал целиком. Не было секрета, который бы скрылся. Все – от украденной конфеты и красивого мальчика за дальней партой до первого косячка и случайной потери девственности – было тщательно собрано. То, что не знали мать и подруги, знал Тиль. То, что она забыла или в чем не хотела признаться, знал Тиль. Каждую мелочь знал.
Необыкновенное развлечение: женщина, вывернутая наизнанку. Так беспощадно раздеть не сможет заядлый порнограф, а выпотрошить – и трупорез. Жизнь, вскрытая, как консервная банка, – такого потрясающего развлечения видеть не приходилось. Самые масштабные блокбастеры потускнели перед анатомией лет заурядной девчонки. Толик испытал глубочайшее потрясение и профессиональную зависть. Вот если бы «раньше» овладел таким фокусом... Даже страшно представить, какие бы высоты покорил. Не было бы женщины, способной устоять перед знанием сокровенных тайн. Ох, что бы наворотил! Никакой Испании с Ниццей не понадобилось. Все бы принесли на блюдечке, к ногам положили и поклонились: возьми и владей...
– Скользишь, коллега, внимательней. Вникай, – прошептал рыжий.
Толик воспользовался советом и получил откровение. Картинки над девочкой оказались одинаковы. Слишком одинаковы. Мелкие, очень мелкие и даже мельчайшие события ее биографии посвящались одному – желанию. Она постоянно чего-то хотела. Вся ее жизнь была непрекращающимся хотением: еды, сна, секса, нового платья, подарка на день рождения, побега в туалет, актера с обложки, упругих бедер, длинных ресниц, обилия денег, детей, большой груди, отпуска на Багамах с «ним» и прочей бесконечной ерунды. Жизнь ее была желанием. И ничем больше. Просто ходячий инстинкт. В этом открытии таилось что-то неприятное, мерзкое и противное, как липкая жвачка под столешницей.