В исполнении Ирины и Михаила Столяров это прежде всего расщепление. Унисонная мелодия переходит в сложный контрапункт, где на одном полюсе собирается все материальное: «какие-то деревяшки» и «какие-то жилы», а на другом - все духовное: «какая-то фантазия», и когда голоса, прошедшие через разрыв, сходятся вновь, они звучат уже не согласной гармонией умиротворения, а реквиемом по душе, сгоревшей от гибельного контакта с реальностью.
Неуловимая горечь «бумажного солдата», вечно скрывающего боль за улыбкой, оборачивается нескрываемым, открытым драматизмом.
А вот Галич, самый театрализованный из бардов первого призыва. «Плясы» мастеров заплечных дел, а также разводы вохровцев и зеков - они уже и в авторском исполнении предельно драматизированы. В исполнении Столяров все это обретает размах поистине запредельный: тошнотворный бред подступает к горлу; надрыв пьяного распева то подкрепляется отрезвляющей нешутейностью гимна, то пресекается воплем кошмарного сна, открытость звука словно бы выворачивает перед нами обитателей этого вертепа, окончательно рассекая реальность на кровоточащие куски.
Черт вылетает из ступы, из мифа, из песни, садится на стул, вынимает протокол допроса и, ерничая, опять же выворачивает душу, которая «прошла огонь и снег»… и это не шагаловский полет, а кувырки актера, вытолкнутого на балаганные подмостки, в ситуацию, где чернила нельзя отличить от крови, с тем, чтобы и кровь - от чернил…
Ким. Веселая «невсамделишность» его сюжетов разыграна Столярами со зримой пристальностью, при которой исполнители приговора вживаются в образ почти по Станиславскому. Сопровождающие Галилея вертухаи, надутые от собственной значимости и торопливые от опасения не угодить начальству, пляшут и кувыркаются у вас прямо перед глазами, а на заднем плане…
На заднем плане спит ребенок.
Что!? Да ты посмотри, как он спит! - подначивают друг друга ведущие свои партии актеры. - Словно и не бывает огорчений и забот! Дайте-ка еще полюбоваться этим невинным дитятей, которое воображает, что оно счастливо! Если совесть есть, то счастья нет и не будет! Поглядите на эту наивность, наглядитесь на нее, пока не загремел будильник и не развеял все эти прекрасные сны впрах…
Я пытаюсь передать жесткость тона: она не от Кима, она от Столяров.
Что говорить о Высоцком, гнев и ярость которого бывают по необходимости переключены в какую-нибудь воображаемую ситуацию, переданы какому-нибудь «индусу», придумавшему какую-то там удобную религию. Теперь прикрытие снято, маска отброшена, и «ихняя» удобная религия оказывается нашенским скотным двором, где свиньи хлебают пойло и рыгают от экстаза, облезлый кот проходит как хозяин и только пес кажется на этом фоне добрым.