Ну, а добрый Визбор, нежный Визбор, задушевный автор «Домбайского вальса»? Его западающие ритмы пересечены то речитативом, то вскриком; голоса перекликаются, предупреждая об опасности: слышишь - поезда кричат… лавины шумят… правда, что все кончается?! Ну, тогда успеть… допеть… Прощай же! Прощай!
Теперь попробую вычленить то общее, что вносят в данном случае исполнители в мир бардов.
Они вносят виртуозность, в их интерпретации песни обретают мелодическую стройность и драматическую четкость. Что это означает в душевном плане? Всегда - обострение ситуации. Это легче определить, если поставить вопрос так: чего-то ведь им не хватило, недостало в песнях отцов-патриархов? Какой недобор они восполнили, и чем?
При всей несхожести миров таких бардов, как Окуджава, Галич, Ким, Высоцкий и Визбор, им всем свойствен некий общий лирический принцип, при котором мир, пропущенный через всеохватное сознание, где-то в будущем - часто в неопределенном, почти неощутимом - сулит преодоление горечи и утоление боли.
Если бы я рискнул определить, чего им всем нехватает, я бы сказал: последней непримиримости. Готовности к безнадежному концу. Я бы даже рискнул сказать: крутости, придав этому слову современный смысл.
Если бы представить себе, что души этих старых бардов, переселяясь из песни в песню, слетелись бы на некий совет и сказали бы словами еще более старых бардов: подымется мститель суровый, и будет он нас посильней! - так вот он. Он знает: всем воздастся! Всем! Огнем и мечом! Расплата близка, никто никуда не денется! И будет спрошено: кто виноват? «Кто виноват, что мы изломаны и лживы… что нами правили неверно, что наши души полны скверны, и у людей надежда тает…»
Надежда, как известно, тает последней. За точкой безнадежности открывается новый акт жизненной драмы - восхождение к новой непримиримости и к надежде на победу.
Ирина и Михаил Столяры вестники этой энергии и этой надежды.
Ответы на вопросы фирмы JVC
Лев Александрович, Вы много рассказывали о вашем первом знакомстве с песнями Окуджавы. А были ли в Вашей жизни песни, пришедшие как бы сами по себе, без имени автора? Что это были за песни, и как происходило Ваше с ними знакомство?
Да они сплошь были - песни «без имени автора» и приходили только «сами по себе», а не в результате «знакомства». Я рос в слободе Потылихе на границе города и села. С Мосфильма неслись в репродукторы официальные советские песни, из Троицкого - частушки под гармонь, а в нашем дворе оралось что-то смешанное, среднее, серединное, средне-статистическое, чувствительное и простецкое: «Часто мы с тобой вдвоем скучаем, радость тоже делим пополам…» В голову не приходило спрашивать, кто автор.