Вопрос об уровнях преподавания я отметаю сразу: уровень МГПИ, где читали Лосев и Пуришев, ничем не уступал, а то и превосходил университетскую науку (щадя самолюбие моих преподавателей, не буду называть имен, но утверждаю это как выпускник университетского филфака).
Дело в другом: в МГУ и МГПИ был разный прицел. Университет «ковал кадры» для чистой науки, и самые талантливые универсанты были устремлены к ее «вершинам» (филфак дал великих филологов: Аверинцева, Гаспарова, Зализняка, Мельчука…). Будущие же педагоги по определению были обращены не к высящимся вершинам науки, а к толще жизни, которую к этим вершинам надо было «поднять». Для соответствующего мироощущения больше подходит метафора, в которой взгляд не устремляется «вверх», а спускается «сверху»:
«…Мне нравится наш институт. Весь - от пыльных подвалов до высокого стеклянного потолка. Я люблю, запыхавшись, взбежать на третий этаж, перегнуться через перила и смотреть оттуда на распластавшиеся разноцветные юбки танцующих девчонок…»
Не знаю, можно ли было бы с прославленной университетской балюстрады высмотреть что-то подобное в заседаниях НСО (Научное студенческое общество), но с верхнего этажа Педагогического открывалось настоящее поле поэзии:
А можно
нам ватагой веселой
На третий влезть этаж,
А можно
все квадратики пола
Оттуда сосчитать…
Положите этот птичий полет на мелодию, в которой словно перекликаются скворцы, и вы получите ответ на вопрос: почему Педагогический институт молва переименовала - в Поющий.
Эти песни не устремляются в миражные дали, их орбиты кружатся здесь, где пахнет «сыростью и пылью». Вернее, они устремляются в миражные дали - по закону компенсации, но и созерцая эти «другие города», все время ощущают под ногами «квадратики пола».
Учитель - дело народное. Тут отшельники редки, надо петь вместе со всеми. Потому и запели - здесь. Сердцем охватывая - «всю страну». Ощущение мироединства принимается как бы «до слов», то есть до «теории», и выпевается здесь и сейчас - «практически».
Собственно, мотивы этой поющейся лирики (мотивы - в филологическом, а не музыковедческом смысле) лежат на виду и у Якушевой могут быть продемонстрированы текстуально. Все пути открыты. Мир добр. Любой встречный - потенциальный друг, товарищ и брат.
…И улыбнулся нам
прохожий хороший один…
Или вот это :
Шел человек, а куда - неизвестно,
Думал о чем-то своем.
Пел человек незнакомую песню -
Мы услыхали ее.
Здравствуй, песня!
Нам бы вместе…
А это:
Иду я как-то лесом
Со станции одна…
За спиной - шаги. Шарахнулась в кусты! А он - такой добрый. Глаза - такие хорошие. «Служил он год на Волге, на Севере служил. Он ласково и долго о людях говорил».